Жданов - Алексей Волынец

На следующий год после рождения главного героя нашей книги городская дума Мариуполя примет решение создать на Александровской площади сквер, сохранившийся до наших дней (ныне это парк на Театральной площади). Конечно, в далёком 1896 году никто в семье инспектора местных училищ не мог и предположить, что спустя полвека здесь появится памятник их новорождённому сыну, а старинный город на берегу Азовского моря будет 40 лет носить его имя…

Пока же единственный в семье мальчик рос в южном городе у моря, в окружении любящих родителей и старших сестёр. Только вот у его отца, похоже, опять не заладилось с начальством. Летом 1899 года Александра Жданова перевели из губернского города в село Преслав Бердянского уезда Таврической губернии директором учительской семинарии. Выражаясь современным языком, это было педагогическое училище, готовившее учителей для начальных школ. И вот новый директор стоит перед безукоризненно выровненной шеренгой замерших семинаристов. До него тут директорствовал отставной генерал Уваров, внедрявший среди будущих учителей церемониальную шагистику, строевые песни и умение выстаивать многочасовые всенощные бдения по стойке «смирно». Теперь же перед учениками предстал человек среднего роста, крепкий, с короткой шеей и большой головой, одетый не во фрак или вицмундир, а в простую синюю косоворотку, перетянутую шерстяным пояском.

Современники оставили нам описание облика нового директора и его первый разговор с учениками:

«Выступил вперёд правофланговый — руки по швам, ест глазами начальство, выкрикнул зычным голосом:

— Ваше Превосходительство, разрешите съездить в Ногайск, галоши купить.

— Во-первых, я не "Ваше Превосходительство", а Александр Алексеевич — так и прошу меня впредь называть. Во-вторых, я вам не разрешаю ехать в Ногайск, а галоши, — усмехнулся новый директор, — вы поручите купить Николаю (служителю семинарии. — А. В.)».

Отказано было и ещё двум, пытавшимся прикрыть желание погулять надуманными причинами. «Четвёртым, — вспоминал в 1935 году бывший семинарист А.И. Волков, — выступил наш вольнодумец Ольховский. Он откровенно заявил, что хочет немного развлечься. И вот ему-то Александр Алексеевич разрешил поездку с условием возвратиться к определённому часу. Это сбило нас с давно освоенных позиций — изворачиваться перед начальством кто как может. Мы увидели, что этого директора не проведёшь…»

Александр Жданов проработал в Преславе, выросшем из болгарской колонии в многонациональной Новороссии, чуть больше года. Современники утверждают, что и за этот малый срок он успел «коренным образом перестроить преподавание и воспитательную работу в семинарии». Открыл семинаристам доступ ко всему фонду семинаристской и своей личной библиотек — до него выдавались только книги, положенные по программе. Активно поощрял самодеятельное творчество — ставили пьесы Фонвизина, Гоголя, Островского, организовывали музыкальные вечера. Улучшился быт воспитанников, уже привыкших к унизительному шпионству за ними, обыскам, картёжничеству, пьянству. «Лучшие воспитанники семинарии, — рассказывала позднее Татьяна Жданова, — часто посещали отца на нашей квартире, отец давал им книги из своей библиотеки, рекомендовал им читать сочинения Чернышевского, Белинского, Герцена, Добролюбова, Писарева, Ушинского и ряд других книг, по которым потом проводил беседы с воспитанниками».

«Этими новшествами и вольностями, — вспоминал ученик Жданова А.И. Волков, — были недовольны "благонамеренные" преподаватели семинарии, но до поры до времени молчали. Молчание было нарушено ими, когда Александр Алексеевич настоял на приёме в семинарию среди учебного года рабочего из Донбасса Григория Кармазина, 23-летнего неблагонадёжного матроса Петрова и ещё троих, уволенных за бунт из Ново-Бугской учительской семинарии — Прохора Дейнегу, Вольнянского и Пикулю. С появлением этих лиц в семинарии началось систематическое разложение религиозно-нравственных устоев. Семинаристы стали регулярно снабжаться прокламациями из Донбасса (через Кармазина), были организованы кружки — литературный, вольнодумцев и безбожников. Преподаватели сумели выявить организаторов этих кружков, а также установить действительного вдохновителя их — самого Александра Алексеевича. Сразу же поп Василий Алфёров и преподаватель Божко сфабриковали на него донос попечителю Одесского учебного округа… Скоро мы узнали, что Александра Алексеевича переводят от нас куда-то на север, но прожил он в Преславе до августа 1900 года».

Признаем, что семинаристские «благонамеренные» и начальство Одесского учебного округа имели все основания опасаться революционной агитации среди подопечных Александра Жданова. Пройдёт всего пять лет, и тот самый Прохор Дейнега, которого он принял в своё училище, возглавит самые настоящие бои с царскими войсками в Донбассе.

Прохор Семёнович Дейнега тогда уже будет заведующим и преподавателем математики в школе шахтёрского посёлка Гришино. Куда меньше народу знало, что одновременно он — член партии социалистов-революционеров, руководитель местной рабочей дружины. В декабре 1905 года Прохор Дейнега командовал восставшими рабочими в Горловке и погиб в бою. Это было крупнейшее вооружённое выступление на Украине и юге России в период первой русской революции 1905—1907 годов. Не случайно восстание Дейнеги упомянет в «Очерках русской смуты» генерал Деникин, считая его предтечей махновского движения.

А ведь несостоявшийся профессор богословия и толкователь Апокалипсиса «их превосходительство» Александр Жданов не мог не сочувствовать своему ученику. Он прекрасно знал и видел те страшные внутренние проблемы Российской империи, которые толкали почти безоружных крестьян и рабочих на армейские штыки. Не мог он не сочувствовать повстанцам Дейнеги и потому, что в том же 1905 году почти так же погиб его младший брат. Павел Алексеевич Жданов возглавил выступление крестьян за передел помещичьих земель. Помещик вызвал бунтаря на переговоры и застрелил его. У убитого остались семеро малолетних детей и нетрудоспособная вдова…

Осенью 1900 года стараниями попечителя Одесского учебного округа графа Сольского неблагонадёжного чиновника Жданова отправили подальше от беспокойной промышленной Новороссии в куда более сонную Тверскую губернию, в уездный город Корчеву, где он был назначен инспектором народных училищ Корчевского, Кашинского и Калязинского уездов.

В этом небольшом, с двумя тысячами человек населения городишке на берегу Волги было три каменные церкви, три гостиницы, два трактира, четыре постоялых двора, два начальных училища (мужское и женское) и одна больница. Из промышленных предприятий здесь работали пивоваренный завод, две кирпичные фабрики и пара пряничных мануфактур — корчевские пряники в Центральной России славились в те времена не меньше тульских.

Городок стоял на правом высоком берегу Волги по обе стороны её притока — речки Корчевки. Именно здесь, в провинциальном и патриархальном центре Европейской России, на стыке границ древних Тверского и Московского княжеств, прошло сознательное детство главного героя нашей книги, начала формироваться его личность.

Самый младший из семьи Ждановых рос на руках страстно любившей его матери и достаточно пожилой (1849 года рождения) няни Александры Михайловны Беловой, в окружении трёх старших сестёр. По свидетельству одной из них, он был «всеобщим любимцем в семье и все его лелеяли…», отличался впечатлительностью, был живым и весёлым. Наверняка в доме царил культ самого младшенького, единственного мальчика, окружённого любящими женщинами и постоянно занятым, но тоже любящим, мудрым отцом.