Мифы Туринской плащаницы - Евгения Грановская

Первым прервал молчание отец Андрей.

– Человек, о котором вы говорили, приходил на исповедь? – спросил он.

Мужчина кивнул:

– Да. Он вошел в исповедальную будку за минуту до ксендза. А вышел раньше. К тому моменту Кишлевский был уже мертв.

– Вы рассказали об этом следователю? – спросила Евгения.

Мужчина посмотрел на нее задумчивым взглядом и покачал головой:

– Нет.

– Почему?

– Если человек встретился с дьяволом, он идет не к следователю, он идет к человеку церкви. Дьявол – вне вашей юрисдикции, девушка. И боюсь, вне вашего понимания.

– И все же я попробую вас понять. Как он был одет?

Женя думала, что мужчина начнет возражать или спорить, но тот ненадолго задумался, после чего спокойно ответил:

– Длинное черное пальто. Среднего роста, стройный. Его лица, как я уже сказал, я совершенно не помню.

Вероятно, последняя фраза натолкнула незнакомца на какие-то другие, более важные и тревожные мысли, на что-то, о чем он долго думал, но вот сейчас забыл рассказать. Он быстро повернулся к дьякону и выпалил взволнованным голосом:

– Я еще хотел сказать… Когда я нашел падре в исповедальне, у него с лицом было что-то… неправильное.

– Что вы имеете в виду?

На губах мужчины появилась растерянная улыбка.

– Оно было почти черным. Как обугленная головня. Но к приезду оперативников с его лицом снова все было в порядке.

Евгения посмотрела на мужчину твердым, спокойным взглядом.

– Вы пьяны, – сказала она. – От вас пахнет алкоголем. Вы много выпили сегодня?

– Ровно столько, чтобы прийти в себя, – ответил мужчина. – Простите, святой отец, но я должен идти.

Мужчина повернулся и, сгорбившись, с капюшоном на голове, быстро зашагал по центральной аллее.

– Постойте! – окликнула его Евгения. – Подождите!

Мужчина остановился, но не обернулся.

– Вы должны дать официальные показания! – крикнула ему Евгения. – Как с вами связаться?

Мужчина еще несколько секунд постоял молча. Затем задрал голову и посмотрел на небо.

– Скоро будет гроза, – сказал он. – Большая гроза. Помолитесь за меня, отче. Помолитесь за всех нас.

Мужчина снова сгорбился и торопливо зашагал в сторону кладбищенских ворот. Евгения посмотрела ему вслед, поежилась от холода и перевела взгляд на дьякона.

– Как вам этот сумасшедший? Видите ли, Кишлевского убил дьявол. И он же похитил тело ксендза из могилы. Большей чуши и придумать нельзя.

– Но ведь могила Кишлевского пуста, – задумчиво проговорил отец Андрей.

Женя посмотрела на дьякона удивленно.

– Не слишком подходящее место для шуток, – сказала она. – Я предпочитаю искать всему разумное объяснение.

– Какое, например?

Женя пожала плечами.

– Этот человек пьян. Не исключено, что он алкоголик. Люди, страдающие белой горячкой, часто видят галлюцинации.

Отец Андрей кивнул в сторону пустой могилы и сказал:

– Но ведь это не галлюцинация. Да и не похож он на человека, страдающего белой горячкой.

– Иногда глупости мерещатся и трезвому человеку, – строго сказала Женя. – Особенно если он сильно чем-то расстроен или потрясен. Прочтите об этом у Юнга.

Отец Андрей был хмур и задумчив. Видно было, что встреча с кладбищенским алкоголиком произвела на него гнетущее впечатление.

«Какой чувствительный, – подумала Женя, искоса поглядывая на дьякона. – А еще мужчина». Но отчего-то чувствительность отца Андрея вызвала у нее симпатию. Вглядываясь в лицо дьякона, она открыла, что он весьма и весьма недурен. Ему бы еще снять этот нелепый подрясник и надеть что-нибудь поприличнее – получился бы видный парень. Впрочем, подрясник придавал ему шарм. В этом было что-то романтичное.

– Если этот человек говорил правду и Кишлевского убили, то нужно заняться тщательными поисками улик, – сказала Женя. – Пока улик нет – нет и преступления.

– Иногда улик нет, а преступление есть, – заметил дьякон.

Евгения усмехнулась и поправила пальцем очки.

– Принцип Локара гласит, что между преступником и жертвой на месте преступления всегда происходит обмен вещественными доказательствами, хотя бы на уровне микрочастиц. Это знает каждый криминалист.

Она покосилась на дьякона, ожидая его возражений, но вместо ответа он выставил вперед руку ладонью кверху, задрал голову и сказал:

– Дождь начинается.

И тут же, словно кто-то наверху дожидался этих слов, с неба хлынул настоящий ливень.

– Бежим! – крикнула Евгения.

– Но там ямы! – возразил дьякон.

– Но так быстрее!

Дьякон хотел еще что-то сказать, но Женя его уже не слушала. Пригнув голову, она побежала к автостоянке напрямик – мимо свежевырытых могил. И она их почти миновала, когда вдруг поскользнулась на мокрой глине, упала и кубарем покатилась в черный провал могилы.

Младший лейтенант Евгения Гранович сидела на диване, закутавшись в красный махровый халат отца Андрея. Из-под полы халата торчали ее узкие ступни в белых шерстяных носках. Влажные светлые волосы девушки были распущены. В руках Женя держала огромную чашку с горячим чаем.

Сделав глоток чая, который обжег ей язык, Женя сказала:

– Спасибо за то, что приютили и обогрели. Не знаю, что бы я без вас делала.

Лицо девушки было хмурым и сосредоточенным – похоже, это выражение не покидало его никогда.

– Что вы сказали маме? – спросил отец Андрей, закуривая сигарету.

– Сказала, что переночую у подруги. – Евгения усмехнулась. – Если бы она узнала правду…

Дьякон бросил спичку в пепельницу и спросил:

– Она бы ужаснулась?

Евгения покачала головой:

– Нет. Она пришла бы в дикий восторг. Она считает, что я слишком правильная. Не пью, не курю, почти не обращаю внимания на противоположный пол. Моя мама совсем не такая.

– Обычно бывает наоборот, – заметил дьякон.

– Обычно да, – задумчиво ответила Евгения. – Вы обещали рассказать, что означает буква «А» и эти числа – тринадцать-одиннадцать и восемнадцать.

Сигарета дотлевала, и отец Андрей затушил ее о дно пепельницы.

– Буква «А» может обозначать Апокалипсис. Тринадцать – номер главы Апокалипсиса. А одиннадцать и восемнадцать…

– Это номера стихов! – договорила за него Женя, возбужденно блеснув глазами. Она поставила чашку с недопитым чаем на стол, протянула руку к тумбочке и взяла Евангелие. Затем зашелестела страницами в поисках нужных строк.