Алые паруса бабушки Ассоль - Нина Васина

Вернее, мы с Кортиком не удивились, а что там происходило с супружеской парой, предохраняющейся от аллергии, все равно было незаметно.

Пока матушка убирала все с пола, они говорили по очереди. Сначала – отец, приподняв пятачок респиратора и установив его на лбу. Потом он возвращал его на место, а говорила мама Кортика, просто оттянув устройство от носа вперед.

Мы с Кортиком так были захвачены этими манипуляциями, что почти не обращали внимания на слова. Воспринимая их объяснения с безалаберностью семилетки, я понял только одно: родители Кортика собрались разводиться, пошли к врачу, который мирит распсиховавшихся супругов, и тот посоветовал им родить еще одного ребенка. От такого предложения родители Кортика распсиховались еще больше и рассказали о трудностях воспитания детей при проблемах с аллергией. Тогда умный доктор предложил завести каждому из супругов по ребенку на стороне, а брак не расторгать. И родители приехали сообщить Кортику, что мама беременна, а у папы тоже будет ребенок – родит его одна хорошая женщина, с которой папа давно дружит.

От такого известия моя матушка уронила совок с осколками сервиза и печеньем, пошатываясь, добрела до кресла, где и свалилась, схватившись за голову.

– У тебя будут братик и сестричка, – сказали родители Кортику. – У них разница приблизительно в полтора месяца.

Потом они стали приводить в чувство матушку. Она, добрая моя, очнувшись, о себе не думала. Сразу попыталась разобраться с проблемами родителей Кортика. Спрашивала, что ей придется делать, если новорожденные младенцы тоже будут раздражать своим присутствием слизистые оболочки и дыхательные пути отца и матери. Она сказала, что такое случается – у некоторых бывает аллергия на кошек, у некоторых – на цветы, а у кого-то – на детей, и те родители, у кого аллергия на детей, не заводят их в большом количестве, а концентрируют свои невостребованные материнские и отцовские инстинкты друг на друге.

Матушку уверили, что все будет хорошо.

Получилось действительно хорошо.

У мамы Кортика родилась девочка, а у папы – мальчик. Когда девочку принесли кормить, мама залилась слезами, и даже анализов не потребовалось, чтобы сразу определить – это аллергия.

Вы спросите, что же тут хорошего?

А то, что, во-первых, в результате этого эксперимента со сменой половых партнеров был точно установлен генетический носитель аллергена – это оказалась мама Кортика. Во-вторых, его папа от девочки не плакал и не чихал, а биологический папа девочки и чихал и плакал (из чего я лично сделал вывод, что эта напасть заразна при обмене жидкостями со слизистых оболочек). Было решено, что девочку будет кормить та женщина, которая родила папе мальчика, а мальчика отдали на вскармливание маме Кортика. Жить они стали общей двухмамной семьей, и моя матушка, уже готовившая для малютки комнату в Надоме и подыскивающая кормилицу, вздохнула с облегчением.

Для Кортика это был переломный момент. Он как бы нашел наконец для себя приемлемое объяснение своего вынужденного сиротства: раньше это как-то было завязано на особенностях его организма, что угнетало и настораживало. Теперь же отсутствие отца с матерью объяснялось их тяжелыми обязанностями по выращиванию двух однолеток – Кортик и его организм были тут ни при чем.

Письма от родителей по электронной почте он получал регулярно, но чувствовал себя более свободным.

– Когда они совсем про меня забудут, – объявил он как-то за завтраком, – я уйду в горы и буду там жить один.

Я был уверен, что про меня эти экспериментаторы уж точно забыли, однако еще через три года на чердаке Надома у одного из мансардных окон была установлена мощная подзорная труба. На треноге.

Мне тогда исполнилось десять. Накануне двое рабочих под строгим присмотром матушки затащили коробку на чердак и возились там больше часа. И я до малейших мелочей запомнил этот день рождения. Открытая металлическая кабинка поднималась медленно – Августин был «милым» раз шесть. В какой-то момент перед моим лицом появились поверхность чердачного пола и три растопыренные стойки. Потом я увидел подзорную трубу. Сознаюсь, родители Кортика сильно повредили тогда мою защитную оболочку, дав пробиться наружу почти всем основным сквернам: эгоистическому желанию, злобе, ненависти и гордости. Да-да, именно гордости. Я был горд, что могу с ненавистью отвергать такие подачки калеке-горбуну. Я был бы меньше оскорблен, предложи они мне космический корабль. Конечно, я вышел из себя.

Позже, объясняя Кортику мое «психованное», как определила матушка, поведение, я сказал, что в тот момент две грандиозные мечты наложились одна на другую и усугубили этим невозможность осуществления каждой: мечта человечества о небе и звездах и моя мечта о самостоятельных передвижениях по земле.

– Запомни! – шипел я в лицо озадаченному Кортику. – Никто из людей никогда не сможет сам оторваться от земли и взлететь, пока все обезноженные психованные калеки не пройдутся по этой самой земле.

– Люди давно уже летают в самолетах и космических кораблях, – осторожно напомнил Кортик.

Тогда я остервенело постучал ладонями по коляске.

– Может быть, ты еще скажешь, что я тоже хожу, где хочу?!

Впрочем, той же ночью мы с ним по очереди разглядывали изрытую космической оспой поверхность Луны.

На следующий день после обнаружения подзорной трубы я отослал родителям Кортика благодарственное письмо. Электронной почтой.

«Спасибо за напоминание, что у всего человечества, как у ничтожного инвалида, тоже есть неосуществимые мечты, но нельзя ли поменять подзорную трубу на браунинг № 1347?»

И моя жизнь переменилась.

И месяца не прошло, как в Надом пожаловал отец Кортика. Выглядело это так. В полдень из дорогого автомобиля вышел мужчина, степенно осмотрел дом и газоны, а поднимаясь по ступенькам лестницы, достал из кармана резиновые перчатки и небольшой респиратор. Через полминуты в коридоре перед ошарашенной матушкой стоял странный человек совершенно неопределимой внешности. Матушка, естественно, попросила его снять «намордник с лица», отец Кортика с неохотой подчинился, после чего не отказал себе в маленькой издевке. Демонстрируя матушке свою физиономию и дождавшись ее удовлетворенного кивка – мол, узнала, отец Кортика поинтересовался:

– Не нужно ли снять перчатки и сравнить отпечатки пальцев с теми, которые я оставил в прошлый приезд на вот этой самой чашке? – Его палец укоризненно указал на чашку на подоконнике с забытыми остатками кофе двухмесячной давности.

Ну и кто мог такое выдать моей матушке? Только дорогой скандальный адвокат.

Пока он застыл укоризненным памятником, я успел сообщить ему, что Кортик приедет сегодня не раньше четырех часов, так что респиратор можно пока не натягивать.

Но самое интересное было потом. Развернув руку, отец Кортика уставил этот самый затянутый резиной палец в меня и строго заявил:

– А я, молодой человек, к вам по делу.