Чаепитие с Богом - Михаил Михайлович Сердюков

ты не пытаешься оправдаться или сменить тему. Значит, действительно проделал много работы над собой. Но, как говорится, гештальты нужны для того, чтобы их закрывать. Ведь закрытый гештальт — это сексуально.

Разговор так глубоко засасывал Сергея, что он уже практически не видел мужчину напротив. Память возвратила его в прошлое. Запах столовой, футбольное поле и лица друзей. Андрей Михайлович запустил в нем что-то детское, и психолог будто вернулся в то незрелое состояние.

— Прежде чем я тебе расскажу, кто я такой и зачем пришел сюда на самом деле, давай-ка я поведаю, при чем тут все же Бог. Тот самый Бог, который живет в каждом из нас.

— Как скажете, — согласился Сергей, вспомнив, что разрешение происходить чему-то является отголоском сильной позиции. Он держался из последних сил за возможность быть главным в своем собственном кабинете и боялся упустить хотя бы эту возможность сохранить свое лицо.

— Бог — это не только тишина внутри. Бог повсюду, и на все Его воля, — сказал Андрей Михайлович. — Ты только прислушайся. Слышишь? — Он сделал долгую паузу. — Ничего. Тишина. В этом и заключен Бог. Он слушает нас и молчит. — Мужчина собрал ладони в замок. — Вот многие думают, что Бог — это свет, а я считаю, что Бог — это тьма. В космосе все состоит из темной материи и тишины. А света сколько? Так, точки! Бог больше точек и звуков. Он больше всего на свете, и Он скрывается в том, чего больше всего. Темнота и тишина — вот что такое Бог. И не только Бах звучит в каждой композиции, но и Бог, потому что Бах — это звуки, а Бог — тишина между ними.

— И все же, почему вы так носитесь с этим Богом? Этой тишиной. Тьфу, невыносимо, — не выдержал Сергей, — еще дразните меня историей про мальчика из лагеря, и все не договариваете. — Он сжал скулы. — Хотите знать, бывал ли я в “Салюте”? Бывал! Задирал ли сверстников? Было дело! Только при чем тут эта чертова тишина и Бог? — Перед глазами Сергея запрыгали черные точки и опустилась темная пелена. Он уже не мог сдерживать себя. Внутренний огонь обжигал его и захватывал, не давая возможности быть последовательным.

— Ну наконец-то… — На лице Андрея Михайловича, подобно тягучей смоле, растянулась улыбка… — Наконец-то я вытащил тебя наружу. А то мне уже казалось, что ты и впрямь изменился, стал солидным человеком с кучей грамот. Но нет, людская суть не меняется. Ты все тот же подросток: заносчивый, самовлюбленный эгоист. Маски недолго держатся на кривых лицах эмоционального уродства. Я всегда верил в то, что стоит слегка подковырнуть затычку, и из бочки польется то, чем она наполнена. И мне не нужно иметь химическую лабораторию у себя под рукой, чтобы сказать, чем наполнен ты.

— Вы пришли сюда унижать меня?

— Я пришел сюда закрыть свой гештальт, — перебил Андрей Михайлович. — Это ты его начал в лагере “Салют”, и теперь я пришел сюда сыграть с тобой в игру! Чтобы расставить над все точки на “i”.

— Какую еще, к черту, игру?

— Ты знаешь про “русскую рулетку"?

— Вы, вообще, в своем уме? — Сергей вжался в кресло.

Андрей Михайлович спокойно изучал психолога, словно тигр, загнавший жертву в угол.

— Мы не будем стреляться. Мы с тобой просто решим, кто из нас более здоров. Ты или я.

— В каком это смысле здоров?

— В психологическом, — улыбнулся Андрей Михайлович. — Какие симптомы психологического здоровья ты знаешь? Так, для общего развития. А то я человек с улицы и не особо разбираюсь в критериях. А ты другое дело, заслуженный психолог.

— Кто вы такой?

— Скажем так, я тоже был в лагере “Салют” вместе с тобой, в одном отряде.

— Что-то я вас не припоминаю.

— Зато я тебя очень хорошо помню.

Андрей Михайлович посмотрел на электронные часы на стене: до конца сессии оставалось меньше пяти минут. Сергей тоже обратил внимание на время и откашлялся несколько раз, прогоняя свои переживания.

Мужчины медленно обернулись друг к другу. Между ними возникла зрительная дуэль. Что психолог, что его посетитель не желали отводить взгляда и тем более что-либо говорить. Они боролись глазами, без слов. Нарушение молчания приравнивалось к позорному проигрышу. Никто не желал проигрывать. Андрей Михайлович изредка моргал, а Сергей не позволял себе даже этого. Его глаза стали сухими.

— Сергей Алексеевич… — В комнату вошла миловидная девушка в летнем сарафане. Звонкий голос немного сбавил напряжение между мужчинами, но ни один из них никак на нее не отреагировал. — Сергей Алексеевич, — повторила девушка, — у вас посетитель.

Девушка поправила свои белые кудрявые волосы и замялась, переступая с ноги на ногу.

Андрей Михайлович оставил взгляд Сергея и повернулся к секретарше. Девушка оказалась совсем молоденькой. Когда он шел на прием, то, к своему сожалению, не заметил ее. А сейчас она стояла на черных длинных шпильках и вызывала в нем приятные чувства восхищения и юношеской бойкости.

Андрей Михайлович улыбнулся секретарше, и та, неуверенно улыбнулась ему в ответ. Только Сергей продолжал смотреть на гостя, от злобы играя челюстями.

— Посетитель подождет, милочка, — сказал Андрей Михайлович.

Девушка растерялась и закрутила головой, смотря то на Андрея Михайловича, то на своего руководителя.

— Но… Сергей Алексеевич… — протянула секретарша, пятясь назад, — у нас же клиент. — Она запнулась. — Там! — Она указала в сторону коридора.

— Ничего страшного, Сергею Алексеевичу нужно еще немного поговорить со мной, — сказал Андрей Михайлович, — у меня очень тяжелый случай. Правильно? — Он повернулся к Сергею.

— Правильно… — безучастно ответил тот.

— Вы можете нас оставить. — Андрей Михайлович кивнул на дверь.

— Но… — девушка снова указала на коридор с ожидающими Сергея клиентами.

— Не беспокойтесь о клиенте. Просто скажите, что тут человек с Богом разговаривает. — Андрей Михайлович покрутил пальцем у виска. — Клинический случай, — прошептал он, держа обратную сторону ладони у рта.

Сергей не понимал и половины того, что происходило в его кабинете. Психолог словно вернулся в прошлое и вспомнил картину из своего детства.

— Ты от нас так просто не отделаешься, — сказал светловолосый подросток. — Пока не съешь жука, мы не отстанем.