Правило левой ноги - Александр Етоев

Ее передовые полки без боя одолели окраины и взяли без единого выстрела Рыбацкое и Уткину Заводь. Гражданка, Ржевка, Пороховые вывесили белые флаги. Следом капитулировали Охта – Большая, а за ней Малая, – Полюстрово и Веселый Поселок. Последними сдались Озерки.

Перейдя по мостам Неву, ночь легко захватила центр и взяла под свой незримый контроль вокзалы, телефонные станции, банки, телевышку, аэропорт.

Впрочем, мирные жители Петербурга ничего про это не знали. Город жил своей нервной жизнью и не ведал ни о какой оккупации. В окнах загорались огни. На улицах становилось тише.

Вот и в захолустной Коломне, старом районе города, славящемся близостью к морю и удаленностью от станций метро, вечер перетек в ночь.

Площадь Репина покрылась туманом. Разноцветные квадратики окон, то прикрытые, то неприкрытые занавесками, превратились в разноцветные маяки для летающих инопланетных тарелок.

Здесь оставим описание вечера и заглянем в одно из окон, выходящее не на саму площадь, а в глухой дворовый тупик с непарадной стороны дома.

Заглянуть сюда, оказывается, не просто. Нам для этого придется раздвинуть тяжелое железное жалюзи и отвернуть пуленепробиваемую гардину. Наконец, проделав все это, мы мысленно проникаем внутрь и обнаруживаем себя не где-нибудь, а в кабинете хозяина «Лавки древностей», где недавно уже бывали.

Сам хозяин сидит над книгой.

На столе раскрыт ноутбук. По заснеженному полю экрана, размежеванному сеткой координат, протянулась жирная линия, похожая на раздувшегося удава.

Мягкий свет от лампы под абажуром довершает идиллическую картину.

Пирлипатов отрывает взгляд от страницы и внимательно всматривается в экран.

Проникнем за чугунную оболочку его вместительной черепной коробки, посмотрим, о чем он думает.

«Пять квартир по проспекту Римского-Корсакова и четыре по Мясной улице. Плюс квартира в Дровяном переулке, где жила эта сумасшедшая бабка, – мысленно ведет он подсчет, изучая прожорливого удава на экране своего ноутбука. – Неплохо за четыре-то месяца. Жаль, что не всю жилплощадь приходится оставлять себе, а только тридцать процентов. Душный все-таки человек Хмырько. Хоть и женщина. Нельзя быть такой душной и беспринципной, когда трудишься в районной администрации в отделе по работе с бомжами. Я ей поставляю контингент для работы, увеличиваю поголовье людей без определенного места жительства, голову ломаю, как лучше облапошить бедных стариков и старушек, лишить их жилплощади. А мне за это всего тридцать процентов!»

Мысль сидящего за столом хозяина делается холодной и острой, словно бритва или мартовская сосулька, висящая над головами прохожих.

«Ну, ничего. Скоро все это кончится. Скоро некоторые недоумки узнают, кто на этой земле хозяин. Дайте мне только в руки мою дорогую трубочку, и я переверну мир!»

Улыбка Пирлипатова чуть теплеет.

Хозяин «Лавки древностей» представляет, как в роскошном «кадиллаке» с мигалкой, сопровождаемый эскортом охраны, он подъезжает в один из будущих вечеров к фасаду дома, выходящему на канал. На фасаде мраморная доска:

«В этом доме жил великий русский художник Илья Ефимович Репин. Теперь в нем живет великий русский предприниматель Эрдель Терьерович Пирлипатов».

Доску он заготовил заранее – вот она, стоит у стены, между столиком старинной работы и иконой Севастьяна-краснодеревца. Осталось только прикупить дом.

Тут придется попотеть, потрудиться. Практически все дома в квартале занимает Академия МВД. Только угловая пристройка находится в аренде у частников. Короче, будут большие деньги, будет и «кадиллак» с мигалкой, и пристройка, и доска на фасаде.

А большие деньги будут тогда, когда к нему попадет труба. Вот такая круговая зависимость.

Взгляд Эрделя возвращается к книге.

Но не думайте, будто хозяин «Лавки» такой страстный любитель чтения, что готов ради общения с книгой полуночничать и жертвовать сном. Книга перед ним не простая. Это редкое издание начала прошлого века, вышедшее мизерным тиражом и практически не известное собирателям.

Называется книга «Нат Пинкертон в России: записки американского сыщика».

Чем же привлекла эта книжка внимание столь практичного человека, которым несомненно является Эрдель Терьерович Пирлипатов? И какое она имеет отношение к событиям нашей повести?

Оказывается, самое непосредственное.

Из нее-то, из этой книжки, Пирлипатов в свое время и выяснил историю пропажи трубы и поисков ее таинственных похитителей.

Про то, как труба попала на гранитные берега Невы, в своих записках Нат Пинкертон умалчивает. Единственно, о чем он упоминает, это о том, что поначалу труба хранилась в особом кабинете Кунсткамеры.

Далее, во время очередной ревизии, труба переехала во дворец, в Императорскую коллекцию древностей.

Затем трубочку поместили в закрытый фонд Императорского Эрмитажа, где она соседствовала с такими уникальными экспонатами, как шлем-невидимка князя Александра Невского, который помог ему одержать победу над псами-рыцарями, и глиняный свисток Соловья-разбойника, отшибавший у человека ум.

Отсюда, из закрытого фонда, труба и была похищена несчастливым воскресным утром начала августа 1914 года.

Похитители сработали чисто, не оставив ни следа, ни зацепки, по которым можно было их отыскать.

Лучшие российские сыщики были брошены на раскрытие преступления. Из Москвы приехал Эраст Фандорин, ему в помощь подключили восходящую звезду питерского сыскного ведомства Дмитрия Ивановича Путилина, сына знаменитого Ивана Дмитриевича Путилина, которому в бытность его начальником санкт-петербургской сыскной полиции присвоили титул российского Шерлока Холмса.

В этом месте автор с большой иронией описывает методы и приемы, практикуемые российскими детективами. Он постоянно намекает на то, что в таком забытом богом уголке, как Россия, где едят лаптями, а сморкаются в рукав зипуна, сыщики не то что найти преступника, они не могут даже такой примитивной вещи, как определить по следам зубов на недоеденном бутерброде, какого был едок цвета кожи, то есть негр он был или белый.

Когда русские наконец-то поняли, что своими силами им похитителей не найти, император лично отправляет в Нью-Йорк телеграфное сообщение, в котором просит знаменитого американского сыщика прибыть в Петербург и помочь отыскать преступников.

Уже на третий день по прибытии Пинкертон выходит на след. А на утро пятого дня преступников под белые ручки доставляют в полицейское управление.

Негодяями, похитившими трубу, оказались подданный Германской империи Гюнтер фон Грабке, бельгиец инженер Грубульон и некто господин Пустобрехов, карточный шулер и проходимец. Действовали они искусно, используя изобретательский дар вышеназванного бельгийского инженера.

Дело в том, что заезжий изобретатель разработал и начертил на бумаге миниатюрную подводную лодку с бесшумным электрическим двигателем. Бельгиец за неимением средств не мог построить аппарат сам, поэтому поневоле и обратился за помощью к Пустобрехову, знакомство с которым завел случайно на ужине в ресторане «Вена». Пустобрехов на предложение согласился, мгновенно оценив выгоды, которые он может извлечь, используя подводную лодку в своих преступных проектах и махинациях. Деньги он одолжил у немца, давшего ему их охотно, поскольку этот самый фон Грабке имел и свои частные виды на изобретение простодушного Грубульона.