Сказ о наёмнике, деве и драконе - Дэниэл Кахелин

– Ты заслуживаешь смерти, но фортуна благосклонна к тебе. Ты прошел испытание ареной, и мы поражены, с какой доблестью ты победил.

Он обратился к фигуре у трона, прошептал что-то и вновь обратился ко мне.

– Мы наблюдали за тобой. Толпа ценит отвагу, которую ты проявил, и мы сохранили тебе жизнь.

Он протянул руку, украшенную перстнями. Я отшатнулся.

– Скажи нам, отчего ты попытался спасти того оборванца? Он был трусом и потому поплатился жизнью.

Я собирался ответить, но голос фигуры перебил меня:

– Из милосердия, князь. Разве не милосердие является высшей добродетелью? Этот узник проявил его.

Князь закашлялся, поднимаясь с трона. Теперь мне удалось его разглядеть: пурпурная мантия, на шее золотой меч – символ княжеской власти, седую голову оплетает золотой венец, который украшают искусно изготовленные, почти как живые, но золотые листья. Лицо у князя острое, чисто выбритое. У него орлиный или, вернее, совиный нос и хищный взгляд желтых глаз. Губы его привыкли пить вино, но, глядя на его кровавую мантию, несложно угадать, какой еще напиток он предпочитает.

«Ирм Красный, – вспомнил я его имя. – Князь, отличившийся в военных походах. Его земли простираются далеко, владения разрастаются быстро. Теперь я понимаю, как древний и ничейный лес стал его угодьями».

– Ах вот как, милосердие, – улыбнулся князь. – Гилмор, мой мудрый советник, ты всегда находишь нужные слова. Мы тоже знаем его и умеем проявлять. Мы милосердны и оттого даруем узнику свободу.

Я с недоверием посмотрел на князя.

– Но, – он поднял указательный палец, – не за просто так. Ты поможешь нам, следопыт. Гилмор, огласи суть.

Фигура вздохнула, но начала речь:

– По воле князя Ирма Красного, вы… Ваше имя? – обратился ко мне советник.

– Айгнар, – ответил я.

– С гор, – хмыкнул патрульный.

Я хотел возразить, но Гилмор продолжил речь:

– Вы, Айгнар с гор, помилованный узник, обязуетесь верой и правдой служить князю, исполняя свой долг следопыта.

Я удивленно посмотрел на советника, затем на князя. Довольно улыбнувшись, князь кивнул.

– Вы вербуетесь в королевскую свиту для исполнения важнейшего поручения и дела первостепенной важности. Отказ от службы, дезертирство, нарушение воли князя караются смертью. У вас есть день на подготовку, подробности дела вы можете узнать у княжеского советника Гилмора, прозванного Мудрым. – Он сделал паузу. – То есть у меня.

Мысли заклубились дымом, словно моя голова, курящая трубку, оказалась в печи, горячей и еще раз очень горячей. Такого исхода я никак не мог ожидать. Мои раздумья прервал скрипучий голос князя:

– Если рискнешь ослушаться приказа, мы выпишем на тебя гончий лист, и он будет развешан на каждом дереве в лесу. – Он закашлялся. – А теперь иди. И помни: даже не пытайся сбежать.

Неопределенно покачав головой, я поднялся с колена. Князь молча указал на дверь. У двери я остановился. За спиной я услышал голоса.

– Легат, на пару слов, – прозвучал голос князя.

– Да, князь, – услышал я, распахивая двери.

Выхватив сумку у латника, я зашагал вдоль по коридору. Голова постепенно остывала, но сердце билось сильнее с каждым шагом.

– Господин, – услышал я, – постойте!

Не поняв, что обращаются ко мне, я продолжал идти. Поравнявшись со мной, он остановился и, задыхаясь, протянул мне кошель. Монашеская, но из дорогого шелка, роскошно вышитая ряса старого Гилмора не была предназначена для бега.

– Вот, – сказал он, протягивая кошель, – здесь должно хватить на все необходимое. Поход будет не из легких, потребуется доброе снаряжение.

Я кивнул.

– И вот еще что, – тяжело дыша, продолжил советник, – побрейтесь, приведите себя в порядок. Вы теперь княжеский вассал.

Остановившись у трактира, я долго размышлял. Кошель приветливо звякнул, и я не смог сдержать улыбки. У меня был целый день на подготовку, а ничто не готовит лучше выпивки. Никогда трезвый не сойдет за пьяного, а пьяный всякий раз прикидывается трезвым, пробираясь домой мимо жены. Таким мыслям я предавался, глядя в мутное окно трактира. К несчастью для винного духа, я разглядел свое отражение. На меня пялилась небритая рожа, не спавшая уже которую ночь, с покрасневшим, как от холода, носом и синеющим под глазом пятном. Вид у моего отражения был злющий, настроение испортилось, так что, плюнув, я отошел в сторону. «Пойду исповедуюсь цирюльнику», – подумал я и отошел подальше.

День шел за полдень, солнце давно разбудило город, и на улице воцарилась привычная суета. Цирюльник, выслушав мой чудной рассказ, не поверил ни единому слову. При упоминании о том, что я княжеский вассал, он непочтительно рассмеялся, но золота взял подозрительно много. Посмотрев на свои труды, цирюльник довольно закивал.

Глядя в зеркало, я с сомнением оценивал свой облик. Рожа никуда не ушла, но стала приветливее и приобрела лербову долю обаяния. Увидела бы меня сейчас Анника, она бы точно меня не узнала. Однако начистить рыло трактирщику в таком виде было бы жалко.

Хитрый ремесленник, незаметно подкравшись, вылил на мою голову какое-то снадобье. В нос ударил приятный, но резкий запах – такой сильный, что я поморщился. Сохраняя самообладание и только грозно посмотрев на него, когда тот попросил золотую монету, я попрощался с рожей в зеркале и ушел прочь.

«Теперь пора заняться серьезными делами», – подумал я. Кошелек и не думал пустеть. Впереди меня ждали бронник и оружейник. «Поход будет не из легких, – вспомнил я слова советника. – Добротное снаряжение не помешает». Припасы тоже лишними не будут – князь нас кормить не станет. Незаметно для краснолицей торговки я подобрал зеленое яблоко, и оно поспешно укатилось в дорожную сумку.

Оправив волосы, я продолжил свой путь. Несколько пьяниц у трактира пристально следили за мной.

– Гляди-ка, ты тоже сапоги пропил, – услышал я смешок. – А он и рубаху еще.

Покачав головой, я вошел в лавку бронника. Колокольчик на двери зазвенел, и я в нерешительности остановился. Мастер мирно храпел за стойкой. Возле него стояла недопитая кружка и лежал ломоть хлеба. Разбуженный звуком, он не спеша поднялся, почесал затылок и отпил из кружки. Я надеялся, что плоды его трудов выглядят лучше, чем он сам.

– Хорошего мастера сейчас сложно найти, – начал я.

– Проходите-проходите, – оживился бронник и, откусывая кусок хлеба, пробубнил: – Моя мастерская лучшая в городе. Что вас интересует?

Этот вопрос заставил меня задуматься. Никогда я не мог позволить себе хорошей брони – денег обычно не хватало, и приходилось перебиваться всяким хламом. Чинить броню обходилось еще дороже. Походы в трактир научили обходиться тем, что есть. Кошель вновь приветливо звякнул.