📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгДетская прозаБабушкин внук и его братья - Владислав Крапивин

Бабушкин внук и его братья - Владислав Крапивин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 67
Перейти на страницу:

Впрочем, теперь он не был похож на лётчика. Вместо синей формы носил костюм, отпустил бородку и сделался похожим на Чехова с фотографии из собрания сочинений. Особенно когда надевал очки (а надевал он их всё чаще). Мамина знакомая Клара Ивановна как-то сказала, что «у Максима Аркадьевича в общении с людьми появилась «чеховская мягкость». Так оно, видимо, и было. Но в трудные моменты и в минуты досады проявлялся в папе и прежний командир воздушной машины. А иногда этот командир и «Чехов» сливались в нём. Это и был мой папа Максим Аркадьевич Иволгин.

От слов отца, что я только путался бы под ногами, обида у меня усилилась.

— Тогда почему ты сейчас приехал? Уж дал бы мне дожить тут до конца! Завтра у нас закрытие смены, я уже богатырский костюм приготовил для выступления. Зря, что ли, старался?

— Завтра я не могу. Масса дел.

— Ну и не надо. Я с ребятами вернулся бы на электричке…

— И приехал бы к головешкам. Представляю твою реакцию.

Да, в самом деле…

Пока мы говорили, один за другим подбегали ребята.

— Уезжаешь, «попович»? Жалко…

— Почему тебя Поповичем дразнят?

— Никто меня не дразнит! Мы все друг друга так зовём. Потому что имя отряда такое!

Отец понял, что задел мою больную струнку — напомнил о неприятностях в гимназии.

— Ладно, иди попрощайся с «поповичами» и возьми вещи, начальника я уже предупредил. Не канителься, пожалуйста.

Я и не канителился, через пять минут вернулся с рюкзаком. Кинул его на заднее сиденье, а сам устроился рядом с отцом. Пристегнулся. Отец покосился:

— Ты же знаешь, что впереди можно ездить с двенадцати лет.

— Ну как гаишники определят, одиннадцать мне или двенадцать?

— Могут потребовать мой паспорт. Ты туда вписан с датой рождения.

На всё у него есть короткий ответ. Как пункт из лётного устава. Я засопел и стал отстёгивать ремень. Отец покосился опять:

— Ладно, сиди…

Я сказал примирительно:

— Всё равно на этой дороге до самого города нет ни одного поста.

— Мы не в город, а в Старые Колодцы.

— Почему?

Отец внимательно посмотрел на меня.

— Саша, я понимаю: ты ещё не вник в ситуацию до конца. Ты пойми. От дома не осталось почти ничего. Мы все живём сейчас на участке.

У посёлка Старые Колодцы в коллективном саду у нас кусочек земли и похожий на скворешню домик. Теперь, значит, это наш единственный дом. Я наконец осознал, какая же случилась беда. И крепко замолчал, чтобы не разреветься.

Отец по просёлку вывел машину на тракт. И тоже молчал. Меня это молчание скоро стало давить не меньше, чем сама беда. Я сказал насуплено:

— Значит, это тринадцатого числа случилось?

— В ночь на тринадцатое… Вот и не верь после этого приметам.

— А я в эту ночь тоже чуть не сгорел. Заснул у костра. Смотри, след на ноге… — Выше косточки было коричневое пятно, похожее на маленький кленовый лист. Сказал и пожалел. Сейчас услышу: «Нельзя быть таким растяпой».

Отец, однако, глянул на ожог и спросил:

— Больно было?

Я сразу затеплел от этой нотки сочувствия.

— Сперва больно, конечно. Но быстро прошло, есть мазь такая, специальная… Джинсы только спалил…

— А вот это досадно. В чём в школу-то пойдёшь? Вся одежда сгорела.

— В школу в джинсах всё равно не пускают. Не знаешь разве нашу Валентину Константиновну? Она установила: только в школьной форме или в костюме с галстуком. Это же гимна-азия…

Отец быстро посмотрел на меня опять. И снова — вперёд. Встречные самосвалы и автобусы проносились так, словно рядом лопались громадные воздушные шары. Выбрав минутку, когда машин стало меньше, отец сказал:

— Ну посуди, какая теперь гимназия. Не будешь ведь ты ездить туда через полгорода. Нам придётся заводить новое жильё, квартира в центре стоит таких денег, какие нам и не снились. Будем искать на окраине. Да и то придётся вывернуть все карманы и влезть в долги.

— Но ведь дом застрахован! — вспомнил я.

— Этой страховки хватит лишь на прихожую… А нам надо не меньше трёх комнат с кухней… Если бы Ольга Георгиевна не отстаивала грудью родовое гнездо и продала дом, когда ей это предлагали, хватило бы на четыре комнаты в центральном микрорайоне.

Владелицей дома по закону была моя бабушка — мамина мама и папина тёща. Наш покосившийся дом она очень любила. Он был столетний, с обломанной резьбой наличников и маленьким мезонином (в котором летом обитал я).

Дом сохранился от старого городского квартала и стоял, зажатый со всех сторон многоэтажками. И районные власти, и всякие частные фирмы не раз предлагали бабушке деньги или большую квартиру взамен «вашей музейной развалины». Бабушка сопротивлялась, даже в суд ходила. И суд защитил её права («Хотя это весьма странно», — говорил отец). Но всякие посетители продолжали осаждать нас. Очень уж хотелось им построить на этом месте что-то своё, современное. Отец утверждал, что в конце концов нас всё равно сроют или сожгут.

— Думаешь, подожгли?

— А ты думаешь, от жучка-светлячка загорелось? Подпалили с четырёх углов. В точности, как я предрекал твоей бабушке.

Мне стало обидно за бабушку, и в отместку я сказал:

— А тебе жалко лишнюю каплю бензина истратить на меня? Всё равно ведь будешь ездить на работу. Мог бы завозить меня в гимназию, не большой это крюк…

О гимназии я, конечно, не жалел. И отец это знал. Ещё до случая с доской на седьмом этаже он не раз говорил мне: «Никто человеку не поможет, если он боится. Надо уметь преодолевать себя и научиться давать отпор». — «Себя-то я преодолею! А их? Попробуй, когда десять на одного!» — «Трус всегда найдёт оправдание…»

Мама за меня заступалась:

— Мало того, что в армии дедовщина, так ещё и в школе её завели! А считается, что это элитное учебное заведение!

Отец отвечал, что дедовщина — общий признак нынешней современной жизни.

— И никуда от этого не денешься, такова система. Надо учитывать реальные условия.

Они с мамой отвлекались от меня и начинали спорить об условиях жизни. Мама заведовала отделом в налоговой инспекции и утверждала, что, если бы все предприятия не уклонялись от уплаты налогов, в стране был бы уже рай. А папа отвечал, что, если с фирм по-прежнему будут сдирать такие подати, скоро наступит всеобщее разорение. Такая вот у них была государственная тема для дискуссий. Но вообще-то они жили дружно (хотя, конечно, случалось всякое).

Я в государственные споры не лез, уходил к бабушке. Она-то меня понимала…

Ну, а сейчас я был только рад, что пойду в другую школу. Пускай без всяких там эстетических программ и бальных танцев. Зато, может, легче жить станет. И про бензин я сказал просто так, с досады.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 67
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?