Молодая Элита - Мари Лу

«Я Аделина Амотеру», – шептали призраки отцу, хором передавая ему самые пугающие мои мысли, сочащиеся ненавистью. Моей ненавистью. «Я никому не принадлежу. Клянусь тебе этой ночью, что отрину все, чему ты меня учил. Я стану силой, какой еще не знал мир. Я обрету такое могущество, что отныне никто не посмеет причинить мне вред и сделать больно».

Призраки почти обступили отца. «Подождите!» – захотелось мне крикнуть, однако меня охватило странное ликование. «Остановитесь!» – все-таки прошептала я. Однако призраки не обращали на меня ни малейшего внимания. Отец еще пытался отбиваться от них, ударяя по протянутым к нему костлявым пальцам, но потом вдруг опрометью бросился прочь. Казалось, страх ослепил его. На бегу отец врезался в бок своей лошади и повалился в ближайшую лужу. Лошадь испуганно заржала, взвилась на дыбы, бешено вращая белками глаз.

Когда ее мощные передние копыта вновь соприкоснулись с землей, мой отец оказался под ними. Удар пришелся ему прямо в грудь. Крик мгновенно стих. Тело задергалось в судорогах.

Призраки исчезли, словно их и не было. Дождь вдруг припустил снова. Огненные стрелы молний прочерчивали небо. Гремело так, что у меня дрожали кости. Потоптавшись на бездыханном теле моего отца, очумевшая лошадь мотнула головой и скрылась за дождевой завесой. Меня бросало то в жар, то в холод. Саднили все мышцы. Я валялась в глинистой луже и с немым ужасом смотрела на изуродованный труп, еще недавно бывший моим отцом. Я не могла отвести глаз от страшного зрелища. Дыхание сделалось судорожным, голова пылала. По моему лицу текла кровь. Ноздри наполнились резким запахом железа. Запахом крови. Возможно, это пахли мои раны. А может, и кровь мертвого отца. Оцепенев, я ждала, что призраки появятся снова и обратят свой гнев на меня. Но время шло, а призраков не было.

– Я не собиралась его убивать, – прошептала я, сама не понимая, к кому обращаюсь.

Я приподняла голову, страшась увидеть лица разбуженных жителей окрестных домов. Никого. Дождь грозил утопить меня в этой чертовой луже. Я стала отползать от отцовского трупа. «Это страшная случайность», – мысленно твердила я себе.

И врала. Даже тогда я понимала, что вру. Я самой себе устраивала спектакль, наслаждаясь каждым моментом действа.

– Я не собиралась его убивать! – теперь уже закричала я, заглушая внутренний голос. Правильнее сказать, пыталась закричать. Все это было больше похоже на хныканье или писк. – Я всего лишь хотела сбежать из дома. Хотела только… спастись. Я не…

Трудно сказать, долго ли я так лицедействовала. Кончилось тем, что я встала, трясущимися руками собрала разбросанное серебро, покрепче завязала мешок и забралась в седло. Тронула поводья и покинула страшное место, оставив тело отца, убитого… пусть и не моими руками, но не без моего участия. Я унеслась так быстро, что даже не удосужилась оглядеться по сторонам. Вдруг кто-то все-таки видел, как все было? Тогда я об этом не думала.

Я ехала несколько дней, распродавая серебро по пути. Что-то у меня купил добрый хозяин постоялого двора, что-то – зажиточный крестьянин, проникшийся ко мне симпатией. Часть я продала мягкосердечному пекарю. В очередной город я въезжала с некоторой суммой вырученных талентов. Не ахти сколько, но на хлеб хватит. Конечной точкой моего путешествия была Эстенция – столица острова, портовый город, называемый городом десяти тысяч кораблей. Еще его называли главным бриллиантом в короне Кенеттры. Я слышала, что в Эстенции полным-полно мальфетто и там они куда более привычное зрелище, нежели в Далии. Там я смогу затеряться среди собратьев по несчастью, и никто никогда меня не найдет.

Но на пятый день пути измождение одержало надо мной верх. Я не была всадником, привыкшим сутками не вылезать из седла. До этого я не столько ездила, сколько каталась верхом. Словом, на пятый день я буквально упала с коня перед воротами крестьянской усадьбы. Легла на траву и провалилась в сон.

Меня нашла женщина, в простой, но опрятной коричневой одежде, какую носили крестьянки. Ее лицо было по-матерински участливым. Мое сердце мигом оттаяло. Я почувствовала, что эта женщина не станет задавать лишних вопросов и не побежит доносить властям.

– Помогите мне, – растрескавшимися губами прошептала я. – Мне нужно отдохнуть.

Все так же участливо женщина протянула ко мне руки, взяла мое лицо в свои холодные ладони, долго смотрела на шрам, затем кивнула:

– Идем со мной, дитя.

Она привела меня на чердак просторного амбара и показала большую охапку сена. Пока я устраивалась, женщина сходила в дом, принесла мне ломоть хлеба и кусок твердого сыра. Я едва успела проглотить угощение и тут же уснула, веря, что нахожусь в полной безопасности.

Утром я проснулась оттого, что чьи-то грубые руки стащили меня с сенной постели на шершавые доски пола.

Я боялась открыть свой единственный глаз, а когда открыла, то увидела двоих солдат инквизиции, в упор глядящих на меня. Доспехи белого цвета, с золотой каймой. Каменные лица. Королевские миротворцы – так они именовались официально. В отчаянии я попыталась вызвать ту же силу, что и накануне смерти отца, но ничего не получилось. Окружающий мир не стал черно-белым, и призраки не явились мне на выручку.

За спиной солдат я увидела девичью фигуру, в которой не сразу узнала свою младшую сестру. Хорошенькое личико Виолетты распухло от слез, под глазами темнели круги, а одна щека вспухла от синяка.

– Это твоя сестра? – спросил Виолетту солдат, что был слева от меня.

Виолетта молча смотрела на солдат, но врать она умела плохо, и ответ они прочитали по ее глазам.

Оттолкнув сестру, инквизиторы занялись мною. Меня столь же бесцеремонно, как и разбудили, подняли на ноги. Потом крепко связали руки за спиной.

– Аделина Амотеру, именем короля ты арестована, – произнес второй солдат.

– Это был несчастный случай, – затараторила я. – Дождь, гроза. Лошадь испугалась и…

Инквизитор меня не слушал.

– Ты арестована за убийство своего отца, господина Мартино Амотеру.

– Вы говорили: если я поручусь за нее, вы ее отпустите! – выкрикнула Виолетта. – Я поручилась за Аделину! Она невиновна! – Виолетта схватила меня за руку. Ее глаза были полны слез. – Аделинетта, дорогая, это так ужасно, – с болью в голосе зашептала она. – Я так тебе сочувствую. Они шли за тобой по пятам. Я не собиралась им помогать…

«Но помогла», – подумала я и отвернулась, хотя и не вырвала руку. Нас разъединили солдаты. Мне хотелось сказать Виолетте: «Спаси меня. Ты должна найти способ меня спасти». Однако слова не выговаривались. Меня, меня, меня… Наверное, я была такой же эгоисткой, как наш покойный отец.

* * *

С того утра прошло уже несколько недель.

Теперь вы знаете, как и почему я оказалась прикованной к стене мрачной, сырой тюремной камеры. Суда надо мной не было и не будет. Меня просто казнят, поскольку ни одной живой душе нет до меня никакого дела.