Тайна наглой сороки - Алексей Биргер

Степанов никогда не мог забыть, что в пору его работы нашим шофером отец обращался с ним «без хамства», ровно и дружелюбно — так же, как со всеми себя держал, от Гришки-вора до наезжающих к нам охотиться министров и банкиров, — и вообще вносился к нему как к соратнику, а не как к слуге. Да и не стартовал бы Степанов так удачно, если бы отец не замолвил за него словечко... Хотя сам отец потом переживал, «Если бы я знал заранее, в какое паскудство втянет этот банкир нашего милого Степанова, — говорил он, — то у меня язык не повернулся бы просить. Хотя каждый получает то, к чему стремится...» Больше того, отец считал Степанова немножко наивным, с его заветной мечтой прохилять в белоснежном костюме по одной из столиц мира и заземлиться в лучшем ресторане, и, как отец сказал однажды, «в ком сохранилась эта мальчишеская наивность — тот не совсем пропащий: Степанов намного лучше большинства «денежных мешков» и чиновников, которые приезжают к нам по путевкам».

Если кто думает, что мы жили совсем спокойно благодаря покровительству Степанова, то этот человек ошибается. По большому счету, нам никакое покровительство не было нужно. Надо представлять, что такое главный лесник и егерь, хозяин огромной дикой территории. К таким лесникам отношение во все времена было уважительное, чуть ли не трепетное. Оно и в местных легендах отразилось. Есть, например, легенда о том, как главарь самой крупной разбойничьей шайки в наших краях влюбился в дочь лесника и стал к ней свататься. Лесник отказал ему, # тогда разбойник похитил девушку, когда ее отца не было дома. Но далеко этот разбойник не ушел. Речушка, через которую надо было перебраться, вдруг разлилась так, что переправа стала невозможной, а пока разбойники рубили самые высокие сосны, чтобы навести мост, из лесу вышли медведи и задрали почти всех, причем девушку не тронули. Когда подоспел лесник, те разбойники, кто не успел убежать, лежали загрызенными, а медведи сидели и охраняли девушку. Есть предания и о том, что у настоящего лесника всегда существует договор с водяным, и водяной обязательно утопит обидчика лесника при первом удобном случае (а в нашем краю рек и озер любой человек обязательно когда-нибудь оказывается на воде). Возможно, и в разливе речки, остановившей разбойников, без лесника не обошлось.

Сейчас, конечно, другие времена, но отношение к лесникам (к настоящим, я имею в виду, тем, кто ведает огромными заповедными лесами и обладает правом не пустить туда даже президента, если сочтет нужным), которое складывалось веками, все равно сохраняется. И, мне думается, в предания про договоры с водяным в глубине души верят почти все. Уже давно забылось, как все посмеивались в рукав, когда отец, молоденький выпускник биофака, приехал принимать заповедник под свое начало: мол, куда там этому студентику-москвичу справиться? Выдохнется через несколько месяцев — и запросится назад в столицу, на непыльное место... Помнили теперь о том, как отец договаривался с кабанами, загнавшими на деревья незадачливых туристов или браконьеров, чтобы кабаны ушли и отпустили своих жертв. Впрочем, к кабанам отец всегда относился с большим уважением и даже, я бы сказал, с симпатией. Как он говорит, кабан — очень разумное животное, и, если показать, что ты не хочешь ему зла и только ищешь возможность мирно с ним разойтись, он всегда отступит.

Ну и всякое другое... Словом, никто не станет ссориться с человеком, без хорошего отношения которого просто опасно входить в огромные заповедные леса, окружающие Город почти со всех сторон. И странствовать по заповедным озерам. У нас это даже последние «отморозки» понимают. Нет, раза два или три находились непонимающие, но их поспешно усмиряли местные «крутые» или «тузы», которым совсем не в кайф отправляться на медвежью или кабанью охоту без опытного проводника, рискуя голову сложить... Отец узнавал о том, что кто-то заимел на него зуб, но больше не имеет, задним числом...

Я мог бы много еще рассказывать. Но сейчас, как вы понимаете, меня в первую очередь волновал Степанов.

Я думал о том, что прежде всего надо выяснить, был ли этот ювелирный магазин его собственностью или он только собирался его купить?

Если Степанов уже владел этим магазином — тогда получалось одно. Вряд ли он инсценировал ограбление — ему это было ни к чему. А вот что он землю рыть станет, чтобы найти грабителей, это факт.

А если он только собирался купить магазин — тогда, вполне возможно, ограбление подстроил кто-то из его конкурентов, чтобы сорвать сделку. Степанов наверняка догадается, кто это, — ив Городе может начаться настоящая гангстерская война. Я ведь сказал, что Степанов старался вести все свои дела в рамках закона, но терпеть не мог, когда его «опускают», и тут сам становился похож на разъяренного кабана, который в приступе ярости способен Медведя или стаю волков на клыках переколоть и которому плевать на все законы и правила.

Наверно, я бы предпочел второй вариант. Я никогда не видел настоящей гангстерской войны, и было бы просто здорово поглядеть.

И вообще... Кстати, я вот сейчас обратил внимание, что, пойдя в школу, я стал вовсю пользоваться оборотом «и вообще», который в большом ходу среди моих одноклассников, и теперь он у меня и в этом рассказе все время проскакивает, но я уж не буду заостряться на том, чтобы его вычищать и выкидывать. Буду писать, как говорю, даже если это «и вообще» покажется вам слишком частым. Так вот, и вообще, если кто удивится, почему меня так захватило это ограбление ювелирного магазина, тот, значит, ничего не понимает. Кража драгоценностей — это ведь такая вещь, которую жутко интересно расследовать, если есть хоть какая-то возможность. Или хотя бы покрутиться вокруг, поглядеть, как расследует милиция. Ведь такой случай подворачивается раз в сто лет!

Вот я и строил планы, как нам с Ванькой подлезть и постараться выяснить, что происходит и какие имеются подозреваемые. Наверно, думалось мне, лучше всего поговорить с кем-нибудь из тех милиционеров, с которыми у отца дружеские отношения и которые и к нам хорошо относились. С Алексеем Николаевичем, например, который ведал территорией от городских предместий до заповедника. Пожалуй, он расскажет нам то, что не является тайной следствия — если только не будет в запарке и не отмахнется от нас.

Можно было бы, конечно, обратиться и к Мише — то есть Михаилу Дмитриевичу Зозулину, начальнику местного ФСБ, совсем молоденькому мальчишке, назначенному к нам недавно. Мы с ним, можно считать, подружились. Но я сомневался, что это тот случай, когда стоит ему надоедать. У него своих дел по горло и лучше подождать, прежде чем теребить его из пустого любопытства. То есть я-то не считал наше любопытство пустым, но Миша ведь почти наверняка отнесется к нему как к пустому.

— Болдин!..

Я подскочил под дружный смех класса. Оказывается, учительница окликала меня Уже третий раз, а я так задумался, что полностью отключился от окружающего.

— Спасибо, что снизошел до нас, — съязвила учительница. — Теперь, может быть, скажешь, куда великий киевский князь Владимир забирал детей, по которым матери «плакали как по мертвым»?

Я судорожно соображал, класс хихикал, зная ответ, который я прослушал вместе с частью урока. Проще всего было бы ответить «в армию» или «в рабство», но я понимал, что вопрос с подковыркой. Что я вообще знаю о Владимире? Ну да, он Русь крестил. Я уже собирался выпалить «крестить!», но запнулся. И этот ответ казался мне слишком простым. Где же ловушка?