Переворот - Иван Павлович Кудинов
Шрифт:
Интервал:
— Почему?
— Да потому хотя бы, что Болдырев — член павшей Директории…
— Простите, но я тоже член Директории, — обиженно заметил Вологодский. Михайлов как будто и не слышал его.
— А во-вторых, — продолжал он, — не будем забывать: генерал Болдырев является главнокомандующим, в армии знают его и любят… Разумно ли сейчас заменять его другим главкомом?
Аргументы показались вескими. И все согласились: Болдырева не стоит трогать. Но кто же в таком случае, кто?…
«Генерал Хорват», — написал в блокноте Устругов и показал Михайлову. Министр финансов взял блокнот и долго рассматривал, словно там значилась не одна фамилия, а целый список. Наконец, вернул блокнот и, усмехнувшись, шепнул министру путей сообщения на ухо: «Спрячьте и никому не показывайте».
А вслух сказал:
— Адмирал Колчак. Другой кандидатуры я не вижу. Вологодский вздохнул облегченно, разгладил бороду.
Устругов поспешно вырвал из блокнота и скомкал злополучный листок с фамилией генерала Хорвата.
Колчак сидел все в той же спокойной, невозмутимой позе — казалось, для него это не явилось новостью, и он заранее знал об исходе министерских «дебатов».
Когда окончательно рассвело и город проснулся — новая власть уже вступила в силу, о чем извещали постановления и указы, расклеенные на всех главных улицах и видных местах.
«Вследствие чрезвычайных событий, прервавших деятельность Временного Всероссийского правительства, совет министров, с согласия наличных членов, постановил: принять на себя всю полноту власти.
Председатель Совета Министров Петр Вологодский. Члены Совета: Устругов, Гатенбергер, Колчак, Ключников, Гинс, Серебреников, Старынкевич, Зефиров, Михайлов, Щукин, Краснов, Петров, Шумиловский.
Управляющий делами Совета Министров Тельберг».
Одно было неясно: отчего же события, «прервавшие деятельность правительства», не коснулись Совета Министров?
Второе постановление не только не проясняло, но еще больше запутывало ситуацию:
«В виду тяжкого положения государства и необходимости сосредоточить всю полноту верховной власти в одних руках — совет министров постановляет: передать временно осуществление верховной государственной власти вице-адмиралу Александру Васильевичу Колчаку, присвоив ему наименование верховного правителя».
И, не давая опомниться, на голову обывателя обрушился целый каскад постановлений, указов, приказов и обращений — и все это в один день, в один час. Указ Совета Министров о производстве вице-адмирала Колчака в адмиралы. Приказ самого адмирала о своем назначении верховным правителем. И его же, верховного правителя, обращение к народу:
«Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях гражданской войны и полного расстройства государственной жизни, объявляю, что я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом…»
Колчак надеялся поставить дело так, чтобы к весне девятнадцатого года Россия была свободной от большевизма. И все свои надежды — тайные и явные — связывал с армией, которую призывал «сковать свои ряды железной дисциплиной», а главное — «отказаться от всякой политики». Солдату, как он считал, политика ни к чему, ибо она отвлекает от главного: умения хорошо стрелять и беспрекословно выполнять приказы, на которые адмирал в те дни не скупился. Однако уйти от политики не удавалось. И первым, кто напомнил об этом, был генерал Болдырев, явившийся вскоре после утверждения диктатуры отнюдь не с поздравлениями. Главнокомандующий прибыл прямо с фронта, и вид у него был далеко не парадный.
— Что в войске, какова обстановка? — спросил его адмирал.
Болдырев отвечал холодно и сухо:
— Обстановка сложная. А для меня, должен сказать, и вовсе неприемлемая.
Колчак не понял:
— Что значит — неприемлемая?
— А это значит, что при создавшейся обстановке не вижу дальнейшей возможности оставаться в Сибири…
— Как? Вы отказываетесь остаться в войсках? Но это же, генерал, это… — не находил слов Колчак. Лицо его слегка побледнело и вытянулось, крупный с горбинкой нос казался еще длиннее. — Не вынуждайте меня, Василий Георгиевич, ставить вас на одну доску с атаманом Семеновым… — мягко предупредил, поднимаясь из-за стола. — Вы меня удивляете.
— Простите, но я член Директории, которая незаконно упразднена… Как прикажете мне вести себя?
— Незаконно? — усмехнулся Колчак, быстро прошелся по ковровой дорожке от стола к двери и обратно, жестко переспросил: — Незаконно, говорите? А по каким законам действовала Директория, доведя страну до ручки? До ручки, генерал! А вы решили ее оплакивать. Обидно и очень жаль, Василий Георгиевич, что и вы поддались партийному влиянию. — Он помедлил секунду и прибавил: — А вот генералы Деникин и Юденич, в отличие… от атамана Семенова, ставят освобождение России выше мелкопартийных интересов…
— Мое решение ничего общего с отказом Семенова признать вашу диктатуру не имеет. Ничего общего!
— Спасибо и на том, генерал, — помрачнел Колчак. — Семенова же, как вы знаете, я объявил изменником Родины. Надеюсь, мой приказ известен каждому солдату?
— Да, с приказом номер шестьдесят я знаком, — сказал Болдырев и только сейчас заметил на плечах Колчака новые адмиральские погоны. «Ну вот, — подумал с горечью, — о своих приказах пекутся, а мой приказ о порядке присвоения воинских званий обошли или вовсе отменили». — Что касается России, она мне дорога не меньше, чем Деникину, — обиженно добавил Болдырев и встал, готовый откланяться.
— Тем более! — воскликнул Колчак. — Тем более, Василий Георгиевич, вы не имеете права в такие минуты оставлять войска. Подумайте хорошенько.
— Все уже продумано. Решение мое твердо.
— Ну что ж… — Колчак проводил его до двери, особенно и не пытаясь уговаривать. — И куда же вы теперь, генерал?
Болдырев еще раз окинул взглядом кабинет верховного правителя, довольно тесный и неуютный, с письменным столом, парой кресел и дюжиной стульев вдоль стен; узкая солдатская кровать, стоявшая в углу, казалась тут неуместной: должно быть, адмирал с некоторых пор опасался ночевать дома, в своей квартире… «Флагманская каюта, — усмехнулся про себя Болдырев, вспомнив отпущенную кем-то колкость в адрес новоявленного правителя. — Уметь управлять кораблем — это еще не значит уметь управлять Россией. Господи, чем же все это кончится?»
Болдырев прямо и твердо посмотрел на адмирала и несколько запоздало ответил:
— Поеду пока во Владивосток. А позже, наверное, в Шанхай.
— Зачем вам Шанхай? Мне думается, в Японии вам будет лучше.
— Благодарю, я подумаю. Колчак протянул ему руку:
— И не держите на меня зла, Василий Георгиевич. Мы люди военные, и у нас единственный вексель за душой — наша любовь к Отечеству.
— Простите, адмирал, но сегодня вы подписали чужой вексель, — сухо сказал Болдырев. — К тому же, как мне кажется, фальшивый. Честь имею!
Они расстались холодно-вежливо. И навсегда.
* * *
Колчак долго не мог успокоиться после встречи с бывшим главнокомандующим. Слова Болдырева о чужом векселе не выходили из головы. «Он считает меня
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!