Маркитант Его Величества - Виталий Гладкий

Обычно хан выбирал первым и получал пошлину с каждого купленного раба. Пока захваченных пленников не продавали за море, к туркам, была ещё возможность их выкупить. Но обыкновенно иноземные купцы, купив здесь наиболее сильных невольников, развозили их по отдалённым странам и продавали с большим барышом для себя сарацинам, персам, индийцам.

Невыносимо тяжёлым было положение невольников-казаков, попавших на турецкие галеры — каторги. Их приковывали к скамьям на каждое весло по пять или шесть человек. Поперечные скамьи шли вдоль правого и левого бортов каторги, а между скамьями был проход, по которому ходил взад-вперёд надсмотрщик над гребцами, избивая за малейшую провинность кнутом. Невольники были обнажены до пояса во всякую погоду и никогда не оставляли своих скамей; на них они спали и ели, не зная отдыха даже в праздники.

Выйти из столь тяжкого положения христианские пленники могли только в случае принятия ислама. Такие отступники — потурнаки — часто были злее и кровожаднее татар и турок; они изощрённо мучили и избивали пленников, твёрдо державшихся своей веры. Наверное, таким образом отступники пытались заглушить в себе остатки совести и мысли о том, что они предали не только Бога, но также своих родных и близких, свою многострадальную родину.

Юреку здорово повезло. Его выручил дар толмача. Среди татарских пленников было много разного народа, в том числе венгры и поляки, но только он мог общаться с ними и татарами-надзирателями, так как хорошо знал разные языки. Поэтому Кульчицкого водили на тяжёлые работы в каменоломню всего неделю, а затем определили толмачом кятиба — письмоводителя, который вёл учёт невольников. Кятиб был стар, подслеповат, и Юреку иногда удавалось поживиться чем-нибудь вкусным с его стола.

Кятиб настолько привязался к Кульчицкому, что хотел оставить его своим помощником, но только при условии, что тот примет ислам, на что Юрек категорически ответил: «Нет!» При этом он поблагодарил кятиба за его доброту и попросил прощение за отказ. Старик не обиделся; он много насмотрелся на своём веку таких упрямцев. Мало того, когда Юрека выставили на торги, он поспособствовал тому, чтобы тот попал в «хорошие руки».

Этими «хорошими руками» оказался грек-негоциант Александр Маврокордато из Константинополя, давний знакомый кятиба. На невольничьем рынке в Кафе он искал себе надёжных слуг, способных помогать ему в торговых делах. Греку хорошо было известно, что славянские невольники заслужили в исламском мире репутацию умных и достойных доверия рабов. Но в Истанбуле они стоили больших денег, тогда как в Кафе их можно было купить за бесценок. К тому же, славян часто брали в евнухи, и Маврокордато вполне обоснованно опасался, что на невольничьем рынке столицы Османской империи ему не удастся найти то, что он хочет.

Юрий Кульчицкий тоже знал, что вполне может оказаться в гареме, среди многотысячного корпуса белых евнухов. При одной только мысли, что турки станут его «валашить» (кастрировать), у бедолаги сердце уходило в пятки. Для казака превратиться в женоподобное существо было страшнее смерти. Поэтому он сильно обрадовался, когда узнал, для какой цели его покупает грек-негоциант. Правда, Маврокордато эта покупка обошлась в немалые деньги: торговец живым товаром уже прознал, что Юрек толмач, а значит, и цену за него запросил соответствующую. Толмачи всегда были редким товаром на невольничьем рынке Кафы.

И всё-таки грек купил Юрека, не поскупился. Негоциант был просто потрясён, когда узнал, сколькими языками владеет пленный казак. Он сменил своего престарелого отца Николая Маврокордато на торговом поприще, вёл дела с разными странами, и Кульчицкий стал для него ценной находкой.

Обычно невольник становился неполноценным членом семьи своего хозяина или обычным тяглом, «говорящим инструментом», когда попадал на галеры, плантации, в рудники или каменоломни. Переход в невольническое состояние сопровождался присвоением невольнику нового имени, а отчество заменялось именем хозяина. Это правило касалось всех частных рабов, независимо от того, кто были их владельцы по вероисповеданию (кроме мусульман, рабов держали и другие османские подданные — православные греки, армяне, иудеи). В документах Юрек значился как «Франц-Александр из семьи Маврокордато». Это указывало на то, что он всего лишь раб грека-фанариота[12].

В этом вопросе он немного схитрил — отношение турок к подданным Священной Римской империи было гораздо лучше, нежели к пленённым запорожцам. А имя отцовское Франц, в отличие от имени Юрий, замаскировало его казацкое прошлое…

Немного потолкавшись среди любителей зрелища, щекочущего нервы, Юрек направил свои стопы в кахвехане — кофейню. За те несколько лет, что он прожил в Истанбуле, Кульчицкий настолько привык к кофе, что не мыслил себе жизнь без этого бодрящего напитка. Он должен был выпить хотя бы одну чашку кофе, лучше с утра, чтобы весь день его голова была ясной и чтобы не чувствовать усталости. А ежели Маврокордато отправлял его куда-нибудь по торговым делам, то тогда Юрек позволял себе посидеть часок-другой в кахвехане, где можно было услышать много интересного.

Кофе в Истанбуле считался одной из «четырёх подушек на диване удовольствий» (остальные три — табак, вино и опиум; а сам «диван удовольствий» — близость с женщиной). В кахвехане предавались и другому пороку — непрерывно курили. Юрек так и не стал заядлым курильщиком, хотя у него была трубка, и он дымил в кахвехане, как все, — чтобы не выделяться.

Благопристойные жители столицы Османской империи подобных вертепов порока, разумеется, избегали, и предпочитали посещать чайные сады. Эти заведения среди правоверных были гораздо популярней кахвехане, поэтому в кофейнях обычно собирались горлохваты и любители поспорить, а иногда и позлословить, даже над самим султаном.

Александр Маврокордато, сам большой любитель кофе, рассказал Юреку, что первая кахвехане появилась в Истанбуле сто лет назад, а затем кофейни стали расти как грибы после дождя. Однажды султан, переодевшись простолюдином, посетил несколько кофеен и ужаснулся свободным нравам, которые там царили. Дело дошло до того, что его самого высмеивали и критиковали! Султан повелел закрыть все кахвехане, а любителей кофе сажать в темницу. Если же приверженец бодрящего напитка попадался во второй раз, его зашивали в мешок и бросали в море.

Но запретить полюбившийся напиток было уже невозможно. Его продолжали пить вопреки всем запретам и указам. Поняв, что борьба против кофе бесполезна, следующий султан разрешил своим подданным употреблять этот ароматный горький напиток, который назвали «вино ислама», но в специально отведённых местах, и обложил кахвехане огромными налогами.

Юрек выбрал, пожалуй, лучшую кахвехане Истанбула — «Мактаб аль-ирфан»[13]. Она была одной из первых кофеен столицы Османской империи и принадлежала сирийцам. Александр Маврокордато, его господин, был доволен успехами своего раба на торговом поприще и давал ему немного денег на сладости и развлечения. Возможно, доброе отношение со стороны грека было вызвано тем, что Юрек так и остался в православной вере, не стал менять её из-за выгоды, а может, Маврокордато углядел в нём задатки купеческой смётки, что приносило выгоду в торговле. Кроме того, Кульчицкий старался быть предельно честным и ни одно акче[14] не прилипало к его ладоням.