Голоса лета - Розамунда Пилчер

— При чем тут Энсти и Боулдерстоуны? — возразила Филлис. — Ты не о них должна думать, а об Алеке.

— Я о нем и думаю. Мне кажется, я приношу ему одни разочарования.

— Глупости. Ты же не виновата в том, что неожиданно заболела. Да и этой поездки в Шотландию ты ждала не меньше его. Или нет?

— Даже не знаю, Филлис. Если б я собиралась туда только с Алеком, это было бы совсем другое дело. Когда мы вместе, только он и я, у меня все получается. Мы счастливы, ему со мной весело. Как будто я со своей второй половиной. Но когда с нами его друзья, у меня такое чувство, что я забрела в чужой клуб, и, как бы я ни старалась, своей там никогда не стану.

— А ты этого хочешь?

— Не уверена. Просто они знают друг друга так хорошо, многие годы, и большую часть этого времени Алек был женат на Эрике. Дафна — лучшая подруга Эрики и крестная Габриэлы. У Алека с Эрикой в Нью-Форесте[8]был дом, «Глубокий ручей», куда они все ездили на выходные. Все, что они делали вместе, их общие воспоминания — все это имеет пятнадцатилетнюю историю.

— Да, неприятно, — вздохнула Филлис. — Трудно мириться с чужими воспоминаниями. Но ты ведь все это сознавала, когда выходила замуж за Алека.

— Я ни о чем таком не думала. Знала только, что хочу быть его женой. Я не хотела думать ни об Эрике, ни о Габриэле. Просто делала вид, что их не существует, что, в общем-то, было легко, поскольку они обе живут далеко, в Америке.

— Ты бы ведь не хотела, чтобы Алек бросил всех своих друзей. Старые друзья — неотъемлемая часть человека. Часть того, кто он есть. Им ведь тоже не просто. Поставь себя на их место.

— Да, наверно.

— Они упоминают Эрику и Габриэлу?

— Иногда. Но потом все мгновенно умолкают и кто-нибудь сразу меняет тему разговора.

— Может, тебе стоит самой поднять эту тему.

— Это исключено, Филлис. Как я могу завести разговор об очаровательной Эрике, бросившей Алека ради другого мужчины? Как я могу болтать о Габриэле, если Алек не видел ее с тех пор, как расстался со своей бывшей женой?

— Она ему пишет?

— Нет. А вот он ей пишет. С работы. Однажды его секретарша забыла отправить письмо и он принес его домой. Я увидела адрес, напечатанный на машинке. Тогда-то я и поняла, что он пишет ей каждую неделю. Но ответа, по-моему, не получает. В доме нет фотографий Эрики, зато на его туалетном столике стоит фотография Габриэлы, а еще рисунок, который она для него нарисовала, когда ей было пять лет. В серебряной рамке из «Асприз».[9]Наверно, если в доме случится пожар, первое, что он кинется спасать из огня, это тот самый рисунок.

— Ему нужен еще один ребенок, — твердо сказала Филлис.

— Знаю. Но я, возможно, никогда не смогу родить.

— Сможешь.

— Нет. — Лора повернула голову на синей шелковой подушке и посмотрела на Филлис. — Может, и не получится. Мне ведь уже почти тридцать семь.

— Ерунда.

— И, если моя болячка снова даст о себе знать, доктор Хикли говорит, мне придется удалить матку.

— Лора, не думай об этом.

— А я хочу ребенка. Очень.

— Все будет хорошо. На этот раз все будет хорошо. Не паникуй. Главное — позитивный настрой. Что касается Энсти и Боулдерстоунов, они поймут. Они — симпатичные обычные люди. Мне они показались очень даже приятными, когда я познакомилась с ними на том милом званом ужине, что ты устроила в мою честь.

— И Дафна тоже? — усмехнулась Лора.

— И Дафна тоже, — не колеблясь, ответила Филлис. — Да, она весь вечер флиртовала с Алеком, но у некоторых женщин кокетство в крови, они иначе не могут. Даже если они уже не первой молодости. Ты ведь не думаешь, что между ними что-то было?

— Порой, когда мне тоскливо на душе, я волей-неволей… Алек пять лет жил один после того, как Эрика его бросила.

— С ума сошла. Разве можно представить, чтобы такой порядочный человек, как Алек, крутил шашни с женой своего лучшего друга? Я — не могу. Ты недооцениваешь себя, Лора. Но что гораздо опаснее, ты недооцениваешь Алека.

Лора откинулась на диванную подушку и закрыла глаза. Стало прохладнее, но Люси, лежавшая у нее на коленях, обжигала, как грелка.

— Как же быть? — спросила она.

— Езжай домой, — сказала Филлис. — Прими душ, надень свое лучшее платье и, когда Алек придет с работы, налей ему мартини со льдом и поговори с ним. И если он захочет отказаться от отдыха в Шотландии и остаться с тобой, пусть так и будет.

— Но я хочу, чтобы он поехал. Правда, хочу.

— Тогда так и скажи ему. И еще скажи, что в худшем случае я отменю поездку во Флоренцию и ты после больницы поживешь у меня.

— О Филлис…

— Но я уверена, он придумает что-нибудь толковое, и окажется, что все твои метания абсолютно напрасны. Так что давай больше не будем об этом. — Филлис глянула на часы. — Что ты скажешь по поводу чашечки ароматного китайского чая?

Алек Хаверсток, выпускник Винчестерского колледжа и Кембриджского университета, экономист-аналитик в области капиталовложений, менеджер инвестиционной компании «Форбрайт норзерн инвестмент траст» и директор банка «Мерчант» в составе «Сэндберг Харперз», был уроженцем — к удивлению многих — одного из графств, расположенных к юго-западу от Лондона.

Он появился на свет в Чагуэлле, был вторым сыном в семье, которая на протяжении трех поколений возделывала участок земли площадью около тысячи акров на западных склонах Дартмура.[10]Длинный и низкий каменный дом с большими комнатами, в котором вырос Алек, был предназначен для проживания большой семьи. Прочный и надежный, фасадом он был обращен на холмистые зеленые пастбища, где паслись стада молочного скота гернзейской породы, на зеленые пашни и небольшую речушку Чаг, утопающую в камышовых зарослях. Дальше, на горизонте, виднелся пролив Ла-Манш, зачастую затянутый пеленой тумана и дождя, но в ясные дни отливавший синевой на солнце.

Плодовитый род Хаверстоков подразделялся на множество ветвей, пустивших корни по всему Девону и Корнуоллу. Некоторые из этих отростков пошли по стезе, не связанной с сельским хозяйством, дали миру целую плеяду адвокатов, врачей и бухгалтеров, но в целом представители мужской половины клана сохраняли верность земле: разводили племенной скот, занимались овцеводством и коневодством, летом рыбачили, зимой охотились с английскими паратыми гончими. Кто-нибудь из молодых Хаверстоков непременно принимал участие в ежегодных скачках с препятствиями, и сломанные ключицы вызывали не больше переполоха, чем простуда.