Влюбленный герцог - Гэлен Фоули

Услышав ее приветствие, он посмотрел на нее взглядом человека, которого резко вырвали из сладкого сна. Потом его морщинистое розовощекое лицо расплылось в улыбке, словно он не виделся с дочерью всего лишь накануне.

— Что за свет проникает в мое окно? Да ведь это же Линда-Бел!

— Ах, папа! — Она подошла к нему и обняла. Он звал ее Линда-Бел с тех пор, как она была ему по колено, и это было так типично для него, потому что он, кажется, всегда все делал наоборот. Он снова сел на свой стул. Она встала рядом и нежно погладила его по плечу. — Как сегодня с вами обращались? Вам приносили обед?

— Да, тушеную баранину. Боюсь, что скоро я превращусь в ирландца, так много я ем баранины! — фыркнул он, хлопнув себя по бедрам. — Как бы мне хотелось съесть славный английский бифштекс! Ах, тушеная говядина и несколько булочек на обед вроде тех, что ты пекла, — пища богов!

— Ну что ж, если самая большая из ваших горестей — отсутствие говядины, значит, все на так уж плохо.

— Все отлично, моя дорогая, хотя не каждый здесь может сказать такое. Знаешь, еще сегодня я спустился во двор и увидел столько вытянутых физиономий, что взял скрипку и развлекал весь квартал мелодиями севера. И некоторые даже принялись отплясывать кадриль. Не постесняюсь сказать, что меня наградили бурными аплодисментами!

— Замечательно! — засмеялась Бел. Она знала, что ее старый отец очаровал большую часть сторожей и заключенных своим жизнерадостным, благородным нравом, игрой на скрипке и рассказами о подвигах прежних времен, о драконах и рыцарях, о девичьей красоте, помогая заключенным коротать часы бесконечной скуки.

Теперь заключенные посильнее и кое-кто из сторожей подобрее присматривали за ним, но «Флит» не клуб для джентльменов, и ее джентльмен-отец никогда еще не оказывался в таком месте. Эти мысли постоянно отягощали ее голову, и смех ее замер.

Отец спустил очки на нос и уставился на дочь.

— Ну-ну, знаю я этот взгляд. Тебе не следует тревожиться из-за меня, благородная девица. Тучи рассеются. Так всегда бывает. Заботься о себе и своих юных подопечных. Учительство — самая благородная профессия в цивилизованном мире. Помни, что, после того как твои глупышки научатся правильно держаться и ходить, им нужно рассказать, что еще ни одна юная леди не умерла в тот момент, когда сняла книгу со своей головы и ради разнообразия раскрыла ее и начала читать. Именно так я обучал тебя.

— Да, папа. — Она отвела взгляд.

Отец ее был неисправимым оптимистом, но, разумеется, он не был бы так весел, если бы она не скрывала от него правду. Твердо решив не тревожить его, она все время притворялась и напускала на себя храбрый вид. Она не сказала ему, что ее уволили из пансиона.

— Не забывай о Мильтоне, — добавил он. — «Разум сам по себе, и он сам может обратить рай в ад, а ад в рай». Ты смотришь на эти четыре стены и видишь тюремную камеру, а вот я вижу кабинет чародея, — сообщил он и улыбнулся. — Ах, папа! Просто… просто я не знаю, что мне сделать, чтобы вызволить тебя отсюда. Такая большая сумма! Ты мой отец, и я никогда не стану тебя упрекать, но порой я думаю… что лучше бы ты продал эти манускрипты, вместо того чтобы дарить их Бодлиановской библиотеке.

Кустистые белые брови сошлись на переносице.

— Продать? Стыдись, дочь моя! Подумай, что ты говоришь! Это бесценные произведения искусства, которые я спас из рук бессовестных торгашей. Можно ли продать красоту? Можно ли продать истину? Эти книги — достояние всего человечества.

— Но чтобы купить их, ты потратил деньги, предназначенные на квартирную плату, экипаж и питание, папа!

— И поэтому я и должен пострадать за свои убеждения, верно? Я считаю, что нахожусь в прекрасном обществе — рядом со мной святой Павел, Галилей. А ты имеешь все необходимое, не так ли? В пансионе у тебя есть комната, стол и прекрасное общество.

— Ну да, только…

— Так не тревожься же о моем благополучии. В этой жизни нужно сделать свой выбор и платить за это. Я не боюсь, что бы ни сулила мне судьба.

— Да, папа, — пробормотала она, опустив голову. Его лекция, основанная на самообмане, измучила ее, но ей и в голову не пришло попрекнуть его тем, что за его удобную жизнь в «кабинете чародея» заплачено ее тяжелым трудом. Она быстро с ним распрощалась. Ее отцу, без сомнения, не терпелось вернуться к работе над старинным текстом. Она поцеловала его в щеку и пообещала, что зайдет завтра. Он ласково погладил ее по голове, и тюремщик открыл ей дверь.

Спускаясь вслед за ним по лестнице, она собиралась с духом. Сейчас ей предстояло встретиться с надзирателем. Дверь в конце длинного вестибюля была открыта. Она видела, как заключенные не спеша возвращались в свои камеры. Снова пошел дождь. Бел горько вздохнула, вспомнив о своих дырявых башмаках и долгой дороге домой.

Она дотронулась до плеча сторожа:

— Могу я поговорить с надзирателем наедине?

— Ну конечно, барышня. Он будет счастлив повидаться с вами наедине, — ответил сторож с понимающей улыбкой.

Бел нахмурилась, услышав это, но сторож уже открывал дверь конторы. Когда она вошла, надзиратель встал и сурово посмотрел на нее. Сторож вышел и аккуратно закрыл дверь.

— Спасибо, что разрешили мне повидаться с вами, — взволнованно начала она: — Я мисс Гамильтон. Мой отец, мистер Альфред Гамильтон, находится в камере 1-12-Б. Вы не возражаете, если я сяду?

Он кивнул ей четко, по-военному. Она села на стул, стоявший рядом с его столом. Оглядела маленькую, тесную, мрачную контору. Здесь была прикрепленная к стене подставка для ружей, ящик с амуницией, а на стене висел свернутый в кольцо кнут.

— Какое у вас дело? — спросил он отрывисто и нетерпеливо; в его грубом голосе слышался австралийский акцент.

— Видите ли, сэр… дело в том… боюсь, что в этом месяце я не смогу заплатить за камеру отца. Мне… мне очень жаль, и я обещаю, что такого никогда больше не повторится, но если бы вы согласились подождать недели две, я смогла бы позже выплатить все сразу…

Она запнулась, увидев, как посуровело его лицо с обветренной кожей. Судя по его скептическому взгляду, он, наверное, подумал, что она потратила деньги на джин или на что-то столь же недостойное.

— Здесь не ссудная касса, мисс.

— Я знаю, но… неужели ничего нельзя сделать? — Она попыталась улыбнуться ему очаровательной улыбкой. — Я уже устроилась на работу, но моим юным друзьям понадобились зимние башмаки… — Она замолчала и взглянула на него. — Я в отчаянном положении, сэр. Вот и все, что я могу сказать.

— А что, у вас нет родственников-мужчин, чтобы вам помочь? Братьев? Дядьев? Мужа?

— Нет, сэр, я совсем одна.

Его взгляд скользнул вниз.

— Ну что ж, давайте глянем. — Он сел за стол и пролистал конторскую книгу, а потом нашел нужный столбец. — Вроде бы у вас никогда не было задолженности в платежах.