Зимняя война 1939-1940 гг. - Гордон Франк Сандер

Несколько мгновений спустя тихая заснеженная граница превратилась в ревущий, кипящий, огненный котел. Гигантские березы внезапно превратились в щепки. В воздух взлетели валуны. Рассеянные по приграничной зоне хутора и здания, из которых уже спешно были эвакуированы жители, разлетелись на снег и пыль. К сожалению, ни финская разведка, возглавляемая в то время некомпетентным полковником Ларсом Рафаэлем Меландером, ни столь же слепые гражданские власти не верили, что война начнется, и не провели эвакуацию тщательно. Результатом было пленение около 4000 финских гражданских лиц.

Затем в черное небо взмыли зеленые ракеты, подавая сигнал к началу атаки, и тысячи красноармейцев, с песнями и громкими криками, прыгнули в реку Раяйоки (реку, которая разделяет финскую и русскую Карелию), держа оружие над головой. За ними последовало то, чего большинство финнов раньше никогда не видели: танки. Очевидно, Кремль взялся за дело серьезно.

* * *

Как вспоминал Харри Бернер, в то время капрал в древнем пограничном городе Терийоки: «28 ноября мы вернулись в казармы с недельных сборов в лесу. На следующий день мы были разбужены массированным артобстрелом, в шуме которого мы четко слышали главные калибры Кронштадта. Никто из нас никогда с таким не сталкивался, и даже не мог себе представить такое».

Подразделение Бернера, как и большинство финских частей, на которые обрушилось советское наступление, оправились от первоначального шока и завязали арьергардные бои. «Нам было приказано задержать противника как можно дольше. Я стоял около универмага. Затем я увидел русских солдат на окраине города, видел, как они шли от Раяйоки. Мы завязали с ними перестрелку. Такой был приказ: бей, задержи, отступи. Конечно, выбора у нас другого не было».

* * *

В тот момент, когда Харри Берпер и его товарищи отступали перед лицом наступающих красных орд в Раяйоки, в 200 километрах северо-восточнее минометчик по имени Рейно Оксанен пытался согреться. Большинство солдат в его батальоне были из города Мессукюля, что неподалеку от южного промышленного города Тампере. Одной из сильных черт финской армии было то, что большинство солдат в подразделении призывались из одного района. «Было хорошо, что мы знали друг друга, когда начались бои. Мы знали качества и характер друг друга».

Оксанен отслужил в армии в 1935 году. Тоща он был обучен обслуживать легкий 81-мм миномет, в каждой роте было по девять таких минометов. Но использовать полученные знания на практике в обозримом будущем он не ожидал. В конце концов, между Россией и Финляндией был мир. Все изменилось осенью 1939 года. «Проблемы накапливались долгое время. Но когда призвали на внеочередные маневры в октябре, мы поняли, что все серьезно. Нам было сказано взять с собой зимнюю одежду. И оружие. У нас должны были быть автоматы, но в реальности их было мало. Мне выдали стандартную винтовку «пестюкорва», как и всем».[1]

Оксанен и его однополчане из Мсссуюоля были собраны на текстильной фабрике «Тампере», где расположился 16-й пехотный полк под командованием майора Ааро Паяри, позднее отличившегося в сражении при Толваярви. Оксанен спал на полу фабричных цехов вместе со своими товарищами. Днем позже, 15 ноября, полк был направлен по железной дороге в район Луумяки — Тааветти в Ладожской Карелии, где окопалась вся их дивизия.

Как и большинство финнов, мужчины из Мессуюоля скептично относились к перспективе начала войны. «Даже тоща мы обсуждали между собой, придется ли Финляндии воевать». Несмотря ни на что, настроение было боевое. «Мы по очереди хвастали, как мы уничтожим рюсся, по крайней мере, некоторые из нас так делали», — вспоминал Оксанен, используя распространенное презрительное наименование, используемое финнами и поныне для описания их почти повсеместно ненавидимых восточных соседей. «Был у нас один мужчина из Тампере, который был полон боевого духа, когда шли переговоры. Он сказал, что будет разочарован, если сохранится мир. Оп жаждал крови рюсся. Разумеется, когда началась война, он оказался ни на что не годным».

* * *

Маршал Карл Густав Эмиль Маннергейм завтракал с Бьерном Векманом в своем доме в Кайвопуисто, фешенебельном дипломатическом районе Хельсинки, когда оба вздрогнули от взрывов бомб.

Можно подозревать, что эти звуки почтенный финский генерал в возрасте 72 лет и боялся, и ожидал услышать. Боялся, потому что это было началом дорогой войны, к которой Финляндия не была готова и не могла победить. Он это очень хорошо знал как председатель финского оборонительного совета.

Еще раз, как и двадцатью годами ранее, он был нужен Родине. Сначала в 1918 году, когда Финляндия объявила независимость от большевистской России, финское правительство обратилось к Маннергейму с просьбой возглавить финские белые контрреволюционные силы и уничтожить зарождающийся красный бунт, разработанный Лениным. В дополнение к этому ему пришлось разоружить русские войска, которые до сих пор располагались в Финляндии. Мало кому из генералов приходилось выполнять более сложные задания. Но Маннергсйм, проживший большую часть своей сознательной жизни в России, представитель шведскоговорящего меньшинства Финляндии, фактически не известный никому в своей родной стране, сумел закончить кровавую Гражданскую войну и закрепить независимость республики. Гражданская война, по оценкам, обошлась Финляндии в тридцать семь тысяч убитых и была отмечена проявлениями жестокости с обеих сторон.

После этого Маннергейм, покинувший страну годом позже из-за неприятия растущей германофилии, получил просьбу от финского правительства закрепить суверенитет страны и получить признание независимости Финляндии от скептичной Антанты. Откликнувшись на эту просьбу, солдат-дипломат посетил и Лондон, и Париж, где произвел впечатление своим импозантным видом и аристократическими манерами. «Он ехал из столицы в столицу ради Финляндии, — писал Герберт Эллистон, — он не только сумел получить признание Финляндии, он также получил друзей для нее».

* * *

В этом деле Маннергейм столь преуспел, что его отозвали в декабре 1918 года и назначили регентом. Были разговоры о том, чтобы сделать его королем; и на эту роль он бы, конечно, подошел. Однако, как и Джордж Вашингтон, деятель, с которым его часто сравнивали, Маннергейм отказался.

Вместо этого он решил выдвинуть свою кандидатуру на президентских выборах. Однако Маннергейм все еще нес на себе кровавую печать террора, развязанного белыми в Гражданской войне, в ходе которого тысячи финских коммунистов были расстреляны без суда и следствия. Считалось, что Маннергейм косвенно несет за это ответственность, и в результате он проиграл выборы более знакомому финнам и более простому Каарло Юхо Стольбергу. Большинству финнов холодный, высокомерный, явно антикоммунистический генерал казался слишком сложным деятелем для того, чтобы доверить ему мирную жизнь молодой хрупкой республики.

Итак, «Освободитель», как его теперь звали, в достаточно раннем возрасте пятидесяти одного года отправился на заслуженный покой. Он был рад тому, что не нужно больше иметь дело с грязной финской политикой, и посвятил себя гуманитарным занятиям, стал одним из главных деятелей в финском Красном Кресте и основал первый в Финляндии детский благотворительный фонд. Как сказал Дуглас Макартур, великий американский генерал и во многом духовный родственник Маннергейма, старые генералы никогда не умирают, они медленно уходят в тень.