Жертва негодяя - Луиза Аллен

— Спокойно, Хан. — Перси потрепала статного гнедого мерина по холке и улыбнулась, когда он повел ухом, заслышав ее голос. — Скоро побежишь, потерпи минутку.

Мерин нервно переступал на месте, чуть продвигаясь бочком и всем своим видом выражая яростное негодование. Приходилось ждать: по дороге тянулась повозка, запряженная волами, за ней поспевал рикша, и позади брела сама по себе священная корова с печальными глазами. Пришлось пропустить и вереницу болтающих женщин с медными чашами на голове. Похоже, транспортный поток в Калькутте никогда не иссякал — разве что дождаться дождичка в четверг, но сегодня только среда, и едва рассвело.

— Жаль, не могу увезти тебя домой, но майор Конвей присмотрит за тобой, — пообещала Перси, натягивая повод на повороте: они как раз подъехали к прогулочной аллее, пересекающей просторный пустырь вокруг угловатого массивного сооружения — форта Уильям. Завтра можно прокатиться здесь в последний раз перед отъездом; но лучше пока не думать об этом, сейчас не до переживаний. — Ну же, пошел!

Его не надо было понукать дважды. Перси ухватилась покрепче, потому что Хан тут же, с места в карьер, припустился по траве. Позади она слышала легкую дробь копыт серого пони, на котором сидел ее грум Пради, но вскоре эти звуки растаяли далеко позади. Пони никогда не поспевал за Ханом, а дожидаться она не желала. Она знала, что, промчавшись через пустырь, снова увидит пони, семенящего им навстречу. Грум будет цокать языком и ворчать:

— Э, леди Перси, мемсахиб[7], как же я смогу защитить вас от дурных людей, если вы все время обгоняете меня?

«Здесь нет дурных людей», — думала она, подъезжая к реке Хугли. Солдаты, охраняющие форт, присматривают за порядком в округе. Может, взять с собой Пради, когда она пойдет в бальный зал, — пусть посмотрит на последнего героя — Элиса Линдона.

Накануне ей удалось поспать часа три, не больше. Большую часть ночи она вертелась с боку на бок, сбивая простыни и кипя яростью на высокомерных мужчин, падких на дурных женщин, — особенно она злилась на того, с кем ей предстояло путешествовать на одном корабле несколько нескончаемых недель. Отныне она решительно настроилась избегать неожиданных встреч, равно как избавиться от навеянных ими сновидений.

Одним из худших был навязчивый ночной кошмар: будто отец распахивает дверцу кареты и вытаскивает ее на постоялый двор, и все пассажиры, набившиеся в почтовый дилижанс, тупо разевают рты, а преподобная леди Сент-Джордж наблюдает из своего экипажа. Но на этот раз с ней высокий брюнет — нет, не Стив Дойл, который тогда, как заяц, бился о противоположную дверцу, надеясь бежать. Это Элис Линдон.

Элис не бежит, как тот трус, в которого она как будто влюбилась. В ее сновидении он оборачивается, элегантный и беспощадный, сверкает лезвие рапиры — и он приставляет клинок к горлу ее отца. Но тут видение затуманивается, возникает Стив, он лежит на гостиничной кровати и вдруг превращается в юного Элиса.

Это сновидение было настолько реальным, даже в деталях, что она переживала его словно наяву, а затем проснулась, разбитая болью и тоской, и пришлось встать и облиться холодной водой, пока не унялась дрожь.

Проснувшись тем утром, она поняла, кого напоминал ей Стив Дойл — взрослого Элиса. Перси потрясла головой, пытаясь прогнать остатки сна и разобраться в этой нелепице. Значит, она не в Стива влюбилась, если продолжает страдать по Элису? Какая несуразица! После того унизительного фиаско — правда, он утром уже ничего не помнил, потому что накачался до одури бренди, — она приложила немало усилий, чтобы забыть предмет своей глупой страсти. И это, как она полагала, ей удалось.

Хан продолжал мчаться во весь опор, и это становилось опасным, поскольку они уже приблизились к тому месту, где внешний оборонительный ров подходил к реке. Здесь поворот, а в густой тени низкорослых деревьев полно скрытых ям, где прячутся бродячие собаки. Она придержала разгоряченного Хана, но в это время из-за деревьев галопом выскочила красно-гнедая лошадь — она шла так же быстро, как и ее мерин.

Хан плавно отвернул в сторону и, остановившись, поднялся на дыбы, пытаясь избежать столкновения. Крепко вцепившись в гриву, Перси прижалась к шее лошади, при этом седельная лука едва не вышибла из нее дух. Грива мерина закрыла ей глаза, но она увидела, что встречный всадник вывернул свою лошадь влево. Такой трюк, проделанный на пыльной стерне ската, грозил неминуемым падением даже самому искусному наезднику. Хан опустился на свои четыре копыта — так, что все кости прогремели, а гнедая заскользила, упираясь копытами, и грохнулась наземь всего в нескольких футах от них.

Перси перебросила ногу через луку и соскользнула на землю. Гнедая лошадка уже поднялась на ноги, но всадник так и остался лежать навзничь на траве. Перси подбежала и опустилась подле него на колени. Это был Элис Линдон — руки раскинуты в стороны, глаза закрыты.

— Господи, он мертв? — Она рывком расстегнула пуговицы черного легкого редингота, отвела полы, чтобы осмотреть сорочку, и, склонившись, прижала ухо к его груди. Его сердце под ее щекой билось быстро, но сильно и ровно.

Перси облегченно вздохнула, и плечи ее опустились. Все, же надо послать за доктором, за помощью. Что, если у него сломана нога или спина? Сейчас, через секунду, она поднимется, сняв напряжение и успокоившись.

— Как приятно, — прозвучал голос под ее ухом, и она почувствовала, как его рука обнимает ее за плечи, слегка приподнимает, и, прежде чем оторопевшая Перси смогла что-либо предпринять, его губы прижались к ее губам в неспешном, искусном поцелуе, словно испытывая ее терпение.

Ни один мужчина так не целовал ее — лениво и бесстрастно, просто получая удовольствие от самого процесса. В шестнадцать лет она побывала в его объятиях — неискушенная, и он был совсем юн, — тем не менее, он сумел тогда заставить ее всхлипывать от восторга. Теперь он мужчина и вполне трезв, и ей понятно, что все это для него — обычные пустяки. Просто привык потворствовать своим прихотям.

Тем не менее, оттолкнуть его оказалось труднее, чем ей казалось, — и она разозлилась на себя. Что ж, Элис восемь лет оттачивал свое искусство любовника и, как видно, умел воспользоваться случаем. Она уперлась обеими руками в его плечи, подалась назад, стараясь вырваться, и — внезапно оказалась на свободе: он — вот обида! — и не удерживал ее.

— Что вы себе позволяете!

Он приоткрыл глаза — золотистые и задорные, — приподнялся и сел. Ему пришлось глубоко вдохнуть, и — вот наказание! — это оказалось совсем не просто, потому что он скривился от боли и что-то проговорил на незнакомом ей языке, воскликнув напоследок: «…чертово отродье».

— Лорд Линдон! — откликнулась Перси. Она едва сдержалась, чтобы не залепить ему пощечину. — Разумеется, никто, кроме вас, не виноват, потому что вы мчались очертя голову. Вы сильно ушиблись? Если я правильно поняла, вам больно. Думаю, вы хотели сказать, что ваша выходка — это последствие контузии или шока, что-то в этом роде.