Изгой - Юрий Никитин

Когда Скиф оглянулся во второй раз, ближайшие кусты ужесловно ножом срезало, из земли торчат белые расщепленные прутья, а конь как нив чем не бывало сжирает соседний кустарник. Жрет как траву, в то время как егоконь, а у него хороший конь, деликатно срывает только самые сочные верхушкитрав.

— Что у тебя за зверь? — пробормотал он. — Непонимаю.

— Конь? — переспросил Олег рассеянно. — Датак... Просто конь.

— Ничего себе просто! У меня не такой.

— Мы все не такие, — ответил Олег. — Мы всеразные... Эх, как найти это счастье для всех! Одинаковое.

Он зачем-то перекладывал щепочки, сухие палочки, мелкиекамешки. Скиф решил, что странный друг занимается колдовством, насторожился,колдунов никто не любит, но Олег, оказывается, просто строил преграды дляползущего червяка. Тот старательно выгибал спинку, полз, потом натыкалсяголовой на препятствие и, если прутик оказывался мал, переползал, а если прутикоказывался выше, чем хотелось червяку, он разворачивался и полз в другуюсторону, хотя с легкостью мог бы переползти и этот, ведь такие же точночервячки взбираются даже по дереву на самые вершины.

Скиф смотрел-смотрел, начал фыркать, тоже мне забава длявзрослого сильного мужчины. Да еще для такого, который в состоянии поднятьдубовую лавку и швырнуть через всю корчму! Не утерпел, поинтересовался:

— Что ты делаешь?

— Наблюдаю, — ответил Олег.

Он даже не повернул головы, пальцы на ощупь подо-бралипрутик потолще.

— За червяком?

—Да.

— А люди разве не интереснее?

— Есть общая основа, — ответил Олег кротко. —Мы все из одного и того же мяса. Да, все! Будь это жалкие червячки, гордыеорлы, холодные рыбы или отважные и мудрые тцары. На всех нас одинаководействует солнце, дождь, холод... Всех нас одинаково тянет к женщинам, всеминами владеют одинаковые страсти, все мы в дождь хотим спать, а весной нас всеходолевает бешеная страсть к размножению. На нас всех действует солнце на ясномнебе и за тучами, нас подталкивают к неким движениям луна и звезды, намируководит как затишье перед бурей, так и само послебурье... По червяку я могупредсказать и тебя.

Скиф отшатнулся. Олег раздвинул прутики, освобожденныйчервяк пополз в сторону деревьев, так и не поняв, что за высшая сила то мешалаему достичь цели, возможно — Высшей Цели, а потом вдруг вняла его молитвам илиобетам и разом сняла все преграды.

— Это было оскорбление? — спросил Скиф с вызовом.Олег поднял голову. Глаза такие удивленные, что Скифу стало стыдно. Однаковолхв задумался, на лбу морщинки, сказал с некоторым удивлением:

— Оскорбление... Какое обыденное слово! И как частолюди прибегают к этим... оскорблениям. Странно, я за всю жизнь так никого ине... Не понимаю. Почему бы это?

Он умолк, на лбу морщины стали глубже. Скифу стало настольконе по себе, что снизу вдруг остро начали колоть сучья, от земли потянуломогильным холодом. Олег поднялся, нарубил веток, бросил у костра.

— Поспи. Сейчас ночи короткие.

Но сам остался сидеть у костра. Перед глазами все ещепресмыкалось жалкое тельце червячка. Неужели верно, как говорят старики, чтоесли знать, когда и в какой час ты родился, то судьбу твою можно рассказатьнаперед?

Сквозь сон он услышал тревожное конское ржание. Мгновенновскочил, топор в одной руке, вторая на ощупь искала несуществующий щит, сна ужени в одном глазу, сердце колотится, нагнетая кровь в мускулы.

Рассвет осветлил восточную часть неба, но темная земля такаяже черная, какой была ночь. Олег приподнялся на локте, задумчиво смотрел вподернутые серым пеплом багровые угли. Скиф спросил зло:

— Чего твое животное ржет?

— Сюда едут, — сообщил Олег.

— Откуда знаешь?

— Сам послушай.

Зевая, он вытащил из-под головы походный мешок. Глаза Скифаокруглились, когда красноголовый вытащил могучий лук, толстый, составной,блестящий от частого употребления.

Так же неспешно Олег выудил два темных мотка, брезгливопотыкал в них пальцем, один забросил обратно, второй размотал, накинул петелькуна рог, упер лук рогом в землю... так сперва показалось Скифу, но потомобнаружил, что упер в камень, и не зря, как оказалось. Лицо Олега покраснело,под волчовкой вздулись бугры, словно проступили каменные валуны.

Накинув петлю и на второй рог, он щелкнул пальцем по тугонатянутой тетиве, прислушался.

— Гм, — сказал он разочарованно, — струна какстру-на! Не понимаю...

— Чего?

— Да как эти певцы различают?.. Я только и слышу, чтоодна громче, другая — тише...

Не торопясь он высыпал из тулы стрелы. Скиф впервые виделтакие длинные и толстые, больше похожие на короткие дротики. И только сейчасуловил быстро приближающийся стук копыт. В их сторону, судя по грохоту, несетсяне меньше десятка человек.

Скиф торопливо поймал коня, понял, что оседлать не успеет,беспомощно оглянулся на Олега:

— Может, в лес?

— Зачем?

— Всадникам там труднее.

— Да какой это лес, — ответил Олегбрезгливо. — Насквозь все видно.

Из утреннего тумана вынырнули скачущие всадники. Конскиетела блестели от пота, но еще ярче блестел меч в руке у каждого. Скиф посмотрелна их лица, и сердце дрогнуло. Олег посуровел, в зеленых глазах вспыхнуламрачная угроза, а пальцы нащупали стрелы. Похоже, успел подумать Скиф,красноголовому волхву тоже ясно, что этим не нужны ни рабы, ни пленники. Хотятакой мог понять как-то и по стуку копыт. Говорят, есть такие, могут рассказатьпо конскому топоту все, даже кто когда родился...

Скиф не успел подумать, что могут рассказать ветераны пронего самого, в руках красноволосого на древко лука легла стрела с белымоперением. Звонко вжикнуло. Потом щелчки слились в непрерывный звон. Всадникиналетели с поднятыми мечами. Скиф закричал, ярость ударила в голову, егометнуло навстречу, топор ударился о меч, звон еще не утих, а лезвие рассеклоплоть, тело развернулось, топор отразил удар, снова звук рассекаемого мяса ихруст костей...

Страшно ржали кони, кричали люди. Вдруг лезвие его топорабесцельно рассекло воздух. Он едва не упал от удара, ощутил, что бешеновертится один среди трупов и двух умирающих коней. Остальные кони отбежали,волоча поводья. На земле корчатся раненые, но больше тех, кто распластался илискрючился в неподвижности... Страшно пахнет горелым мясом.

Огляделся, не веря себе, глаза горят бешенством, кровьносится по телу, как заяц по комнате. Пространство вокруг костра в трупах, одинрухнул на угли, горит одежда, а обгорелая плоть источает сизо-черный дымок.