Лазарева суббота. Расказы и повести - Николай Толстиков

Резко выделилась Инга Ибрагимовна из почтенного возраста дам, что попытались определиться к нему в сожительницы. Те кандидатки и выпить-пожрать не дурочки, и благосостояние их детей и внуков – первая забота, а сам батюшка уже на заднем плане, к его просторной квартире досадное приложение.

А Инга Ибрагимовна попросту пригласила к себе в гости.

Вот и пошел к ней отец Василиск вместе со старым приятелем, таким же холостяком, любителем лишний раз выпить и закусить.

Инга Ибрагимовна, хоть и за шестой ей десяток, подвела брови, нарумянила щеки, надела какое-то цветастое кимоно. Глаза у нее черные, с хитрецой, настороженно прищуренные, как будто бы пытающиеся в человечка проглянуть до самого дна. И в ее грудном низком голосе – убаюкивающие, с придыханием, нотки.

Стол в зале: водочка, сухое вино, закуска.

Сели, стали приглядываться друг к другу, разговор что-то не клеился. Вроде и заскучали. И тут хозяйка встала из-за стола:

– Минуточку!

Инга Ибрагимовна юркнула в соседнюю комнату, тотчас вернулась, но будто бы ее подменили: закатила глаза, волосы всклочены, взбиты вверх, руки подняты, и вдруг заголосила что-то непонятное на смеси арабских, персидских и невесть еще каких языков. При этом стала танцевать дикий танец, извиваясь всем телом.

Гости ошарашенно наблюдали за ней.

– Что это она? – спросил отец Василиск.

– Медитация, – со знанием дела ответил приятель и налил себе еще рюмку.

– А-а, бесы играют, – сообразил батюшка, – интересно, интересно!..

Инга Ибрагимовна меж тем приблизилась к столу и стала делать над плешивыми головами гостей загадочные пассы руками, повторяя:

– Суф! Суф!..

– Извините, а вы можете поспособствовать, чтобы у сухого вина появилась крепость водки? – деловито осведомился приятель отца Василиска.

– Или чтобы из водки нечистый дух испарился, а чистый спирт остался? – застенчиво улыбаясь, продолжил отец Василиск.

– Ну, не продвинутые вы какие-то, мужики, – внезапно вернулась в нормальное состояние Инга Ибрагимовна. Она села за стол, наполнила бокал водкой и с придыханием осушила. Занюхала хлебной корочкой, захрустела соленым огурчиком…

Когда-то в Германии она служила в воинской части парикмахером, – от солдат и офицеров отбою не было, и потом, на «гражданке», она не раз пыталась устроить свою семейную жизнь, да почему-то не получалось. Мужики попадались вроде бы и не хилые, но недолговечные, деток от них не завелось.

Осень. Река. 1899 г. Худ. Исаак Левитан

Вот и стал скоро отец Василиск для Инги Ибрагимовны вроде большого ребенка. Корыстных дам, домогающихся батюшкиных квартиры и сбережений, она – где по-хорошему, а где и пригрозив, – угомонила. Даже старый приятель и тот оказался не у дел: нечего негативное влияние на батюшку оказывать.

Столкнулись с ним однажды у избирательного участка.

– За коммунистов голосуй, – сказал ему отец Василиск.

Тот изумился и спросил, зачем.

– Инга Ибрагимовна так говорит, – ответил отец Василиск, – она ведь раньше была коммунисткой. В перестройку из партии вышла по идеологическим соображениям. Но делу по-прежнему верна. И коммунисты, хоть и нынешние, за простой народ.

Приятель промычал что-то невнятно, замахал на отца Василиска руками, только что не перекрестился и ушел.

А если бы согласился он проголосовать за коммунистов, то Ингой Ибрагимовной позволено было бы отцу Василиску пригласить его в гости… Да и самому батюшке хотелось похвастаться чистотой и уютом в квартире, сытным обедом из трех блюд, рассказать, что теперь бабки не перешептываются за его спиной, обсуждая, как раньше, его непрезентабельный внешний вид. Одет с иголочки! Живу, как кум министру!

Одна только еще оставалась неувязка: никак не бросала Инга Ибрагимовна «шаманить и медитировать», поднабравшись у всяких заезжих колдунов и экстрасенсов. Хотя и тут иногда своя польза проскакивала.

Была у Инги Ибрагимовны крохотная дача на берегу чистой лесной речки. Хозяйка туда давно не ездила, но вместе с отцом Василиском собралась.

В покосившемся домишке куковать им скоро надоело, захотелось к воде. А там дачный народ купается и загорает. Было жарко, и отец Василиск с радостью бы сунулся в воду, да постеснялся обнажить свои тучные телеса, облаченные в цветастые семейные трусы.

Инга Ибрагимовна пришла на помощь: посреди протоки, наподобие островка, на отмели возвышался большой камень, она на него забралась и начала кричать что-то тревожное на непонятном языке, совершая какой-то немыслимый обряд.

Дачники-купальщики смотрели на Ингу Ибрагимовну сначала с удивлением, потом с опаской, один за другим стали выходить из воды, от греха подальше, и вскоре поблизости никого не осталось, кроме Инги Ибрагимовны и отца Василиска. Может, это колдунья – подумали люди – и порчу наведет, или беглая сумасшедшая, что еще хуже.

В блаженном одиночестве отец Василиск, наконец, разделся и погрузился в водную прохладу.

«Это же какая энергия пропадает, – думал он, косясь на Ингу Ибрагимовну. – Ее бы в нужное русло, Богу на пользу… Окрещу, стерву!»

Священник отец Сергий молод, белозуб, с пышной шапкой русых кудрей, высок и строен, с пробивающейся на скулах бородкой – просящий взгляд добрых, с лукавинкой, глаз:

– Отец дорогой, ну поехали! Тряхни стариной!

В ответ я молчу, раздумываю. Далековато собрались: тот храм в глухих лесах под Тотьмой. Местные утверждают, что будто даже Петр Первый, когда в Архангельск нашими краями проезжал, от того места открестился: ни за что не приверну, то – тьма.

– Да там же не по одну Пасху кряду не служили, батюшки нет…

Отец Сергий знает, как вдохновить – от службы Богу я не бегал.

– А вот и карета подана!

В ворота ограды нашего городского храма неторопливо и солидно вкатился иноземный джип. Из-за руля его легко выпрыгнул кучерявый смуглый парнишка в спортивном костюме. Оббежав капот, он распахнул дверцу перед спутницей – дородной дамой, пестро одетой, коротко остриженной, грудастой.

Матушка отца Сергия Елена, скромная неприметная толстушка, радостно с ней облобызалась, как со старой знакомой.

– Кто такие? – потихоньку интересуюсь у отца Сергия, после того, как молодец, неумело сложив ковшиком ладошки, принял благословение батюшки и отошел обратно к своей «пассии».

Алик и Анжела. «Новые русские», вернее – дети «новых русских». У Алика папаша владелец ликеро-водочного завода, сын ему – полноправный компаньон. Присмотрелся я получше: это только с виду Алик парнишечка, худенький и шустрый, но возле его внимательных умных глаз уже морщинки основательно проклюнулись. Отцу Сергию наверняка ровесник – под тридцатник.