Грань дозволенного - Василий Михайлович Подкованный

Девушка наклонила голову, колко улыбнувшись. – Птицу по полёту, а тебя – по соплям вижу. Так вот, слушай внимательно, – Улыбки как не бывало: тяжёлый, ледяной взгляд светло-голубых глаз смотрел на старосту. – Либо ты прекращаешь мне гадить, высказывая свои претензии в лицо, и мы с тобой разбираемся где-нибудь на задворках школы. Либо мы становимся закадычными подружками, которые сплетничают про парней.

Скрипнула открытая сквозняком дверь. Оля пытливо смотрела на Стасю, та отвечала ей пренебрежительно-ленивым взглядом. Однако, эта расслабленность была лишь видимой: девушка застыла, словно сжатая пружина, готовая разжаться в яростной атаке.

– Я свободна?

Ответом ей был настороженно-тяжёлый взгляд Оли.

– Сочту за «да», – подхватив сумку, Стася исчезла в дверном проёме.

***

– Ребят, верните…

– Чего? Тебе же сказали – ты еду пожертвовал бедным, – не переставая поедать содержимое пакета, промычал Блинов. – Ведь сам отдал, а?

При этом к носу семиклассника был поднесён пудовый кулак. Я скривился, как от зубной боли – в последнее время они совсем обнаглели, отнимая еду прямо посреди бела дня. Шедший рядом со мной Коля Евстафьев остановился.

– Разве вы бедные? – испуганно отшатнувшись назад, спросил сжавшийся парнишка.

– А что, по нам не видно? – вновь промычал провонявший дорогим парфюмом Блинов. Сидящие тут же «братишки» одобряюще загоготали. – Часики у тебя хорошие. Командирские? А ты чё встал?

Ощутив на себе сверлящий взгляд, верзила лениво повернулся в сторону застывшего Коли.

– Коль, – Я предупредительно сжал плечо Евстафьева. – Он же тебя провоцирует, этот мудак. Не стоит о такое говно руки пачкать. Пошли.

– Та чё ты, чё?! – Отвисшая нижняя губа Блинова дрогнула, обнажая ряд жёлтых от курева зубов. – Зассал?

– Не связывайся ты с ним, пошёл бы он нахер, – пыхтя, хрипел я, оттаскивая Евстафьева назад. Коля, скинув мою руку, резко развернулся и быстро пошёл по коридору, я побежал за ним. Вслед нам понёсся раскатистый хохот Блинова.

– Не могу я, – после продолжительного молчания, сквозь зубы процедил Евстафьев. – Не могу смотреть, как эта мразь над слабыми издевается.

– Их слишком много… – начал было я, но был прерван Колей.

– Да хоть тысяча! – гневно воскликнул он. – На месте того пацана кто угодно может оказаться. Моя сестра, её подруга, я, даже ты, если мы продолжим смотреть на это сквозь пальцы! Ты видишь, что они творят?! – Он махнул рукой назад. – Три дня назад они одного пацанёнка из шестого класса избили – головой об кафель! Он не хотел им карманные деньги отдавать… Ты видишь сейчас какие-нибудь разбирательства? Какую-то реакцию учителей?

Он ненадолго замолк, нервно крутя пуговицу на рукаве. Затем заговорил опять.

– Нас вызвали в кабинет директора. Блинова этого, ещё пару уродов, Ольку нашу, и я увязался. В кабинете уже сидели родители этого пацана, папики тех выродков и батя Блинова, участковый… – продолжал Коля. – Тот самый, кстати, с которым наша мымра деньги на проводку сигнализации в школе распиливала. Классная наша всё бранила виновников, такую речь толкнула – суд присяжных бы расплакался. Директриса всё сидела, улыбалась так поганенько, сочувствующе, сокрушалась по поводу инцидента – шутка ли, пацан на больничной койке оказался! И что же? Всё свалили на «они же дети, гормоны бушуют, молодость, вы себя, что ли, в этом возрасте не помните?» Блинов-старший всадил оплеуху сынку, клятвенно заверив, что во всём разберется и восстановит справедливость. Как видишь, восстановил, – Снова кивок в сторону коридора. – А всё эта Ясенева, сука… Она там верховодит, а все стойло слушается. И её аппетиты растут.

Блинов, как и большинство его прихлебателей, учился в параллели и слыл отморозком. Нескладный, по самые уши заросший прыщами и курчавым щетинистым волосом, он значительно выделялся из толпы своим ростом и силой. Вся его внушительная фигура словно состояла из углов. Блинов был сыном местного участкового, который не раз отмазывал своего сынка от приводов в полицию. А они были частыми.

Первый раз, когда его прыщавая рожа появилась в дверном проёме класса, я сразу понял, что это не к добру. Вслед за ним из параллели, словно идя на зов Ктулху2, зачастили ему подобные, в большинстве своём – бритоголовые парни с нашивками «Стоун Айленда»3 на плечах и подворотами на ногах, и не менее развитые особи женского пола. На обеденном перерыве, вся эта братия собиралась за последними партами, сдвигая столы. Оттуда нёсся звонкий голос Стаси, вокруг которой и цементировалась вся эта поганая диаспора. Мат, глумливые смешки и похабный гогот стойко зависали над классом.

Гурьбой они ходили курить на чердак, попутно заплевывая пол, ломая парты и стулья. Расплываясь в клубах табачного дыма, Стася всегда находилась в центре своей стаи, распоряжаясь своим беспрекословным авторитетом как ей вздумается.

Просьбы вести себя тише игнорировались, а то и посылались матом. «Будущие члены общества» только входили во вкус. А начиналось всё с малого – излюбленной забавой братвы стало издеваться над младшеклассниками, отбирая у них еду и деньги. Поначалу скрытно, за углами и в туалетах, а затем прямо посреди дня.

И вот сейчас, проходя по коридору, мне оставалось только скрипеть зубами. Не сказать, чтобы я был трусливым, но… Это самое «но» на интуитивном уровне, этот инстинкт самосохранения собственной шкуры и разворачивал меня в последний момент. Как оказалось, в дальнейшем – не только меня это «но» останавливало собраться и разбить пару носов зажравшимся, только начавшим расходиться мразям. Это промедление и привело к последующим событиям, развивавшимся с угрожающей скоростью.

В классе воняло куревом.

«Им лень пройти пару шагов», – Я кинул презрительный взгляд в сторону «малины» за последними партами.

Окруженная шумом, криком, азартом, Стася сидела в центре стола. Рядом с ней сидел хорошо сложенный и смазливый лицом черноволосый парень со скучающей физиономией. Отвалившись на спинку стула, он о чём-то неспешно разговаривал со Стасей – та с интересом слушала его.

– Это ещё что за явление? – спросил я у Коли, незаметно указывая на собеседника каштановолосой девицы.

– Этот-то? Ковалёв. Он из параллели, – угрюмо глядя на задние парты, ответил Евстафьев. – Его батя в администрации района коноводит. Ловелас, филантроп и далее по списку – машина, деньги, квартира. В свои восемнадцать повидал девок не меньше, чем у тебя пальцев. Одни его туфли стоят дороже, чем все твои шмотки. А вон, правее Алтуфьева сидит – с ней ты уже знаком.

Гул над классом пронзила звонкая трель – никогда с таким упоением я не слушал звонок. Вся ватага принялась расходиться, шаркая подошвами по драному линолеуму.

– Ну что, Стась, погуляем сегодня? – Развернувшись у самого выхода, спросил Ковалёв.

– Не, давай послезавтра. Сегодня у