Саксонские и нормандские короли. 450-1154 гг. - Кристофер Брук

На самом деле никаких четких правил не было. Но порядок престолонаследия в англосаксонских и английском королевствах был окружен рядом условностей, обычаев и допущений, и с учетом этих условностей каждый раз решался вопрос о престолонаследии — иногда мирно, иногда с применением силы. Часто «сильный вооруженный человек» захватывал трон; в более поздние века он, по крайней мере, считал себя обязанным как-то оправдать свой поступок. И по тому, как он оправдывал его, мы можем сказать, каким правилам он делал вид, что следует. Если это было возможно, он демонстрировал свои родственные связи с предшественником, то есть что он имел наследственное право. Он доказывал, что народ принял его власть должным образом — то есть он был «избран», что бы это ни значило, и утверждал, что его предшественник объявил его своим преемником — он был назван правящим королем. Наше изучение того, как становились королями, должно складываться из этих трех составляющих: наследование, избрание и назначение. Так или иначе, каждая из них в большинстве случаев была задействована в процессе появления любого короля в средневековой Западной Европе.

Фриман утверждал, будто короля избирали, и монаршая власть была по своей сути выборной; наследные права уважались, а избрание было законом. Это серьезное и необычное допущение, а мы должны быть очень осторожны, делая их.

Даже самое очевидное общее правило относительно королевской власти, состоящее в том, что правит лишь один человек, имело множество исключений. В давние времена короли не обязательно правили в одиночку: на самом деле вполне возможно, что они обычно этого не делали. Все члены королевской семьи мужского пола могли править вместе, притом что один король мог иметь преимущество — похоже, что так и было в большинстве королевств. Со временем постепенно развилась «монархия» в буквальном смысле этого слова — власть одного человека. В более поздние времена англосаксонские монархии оставались наследными не в том смысле, что королевская власть передавалась согласно строгому правилу первородства от старшего сына к старшему сыну, а в том, что в огромном большинстве случаев преемником короля становился его старший сын или ближайший родственник по мужской линии. Есть случаи, когда наследником становился брат короля, хотя у последнего были дети. Но обычно в таких случаях дети были очень малы. Есть пара случаев, когда оспаривали, что «порфирородный» сын, родившийся, когда его отец был королем, имеет преимущественное право перед тем его сыном, который был рожден до того, как его отец взошел на трон. Ни один из нормандских королей не был наследником по праву первородства. В 1066 г. Эдгар Этелинг был более близким родственником Эдуарду Исповеднику, чем Вильгельм Нормандский, гораздо более близким, чем Гарольд. В 1087 и 1100 гг. наследниками Завоевателя стали младшие сыновья Вильгельм и Генрих, хотя был жив их старший брат Роберт. В 1135 г. на престол взошел племянник Генриха I Стефан, хотя у Генриха оставалась законная дочь, а у самого Стефана был старший брат.

Случаи восхождения на трон королей в 1066 и 1135 гг. являются одними из самых необычных и интересных в истории Англии. Они имели место близко к концу изучаемого нами периода и поэтому относительно хорошо задокументированы. Они обнажают почти все проблемы и силы, действовавшие в Англии при возведении короля на престол. Они послужат нам прекрасными примерами различных условностей и допущений.

Эдуард Исповедник (1042—1066) был бездетным. У него был племянник Эдуард, который жил в изгнании в Венгрии, двоюродный брат Вильгельм, который был герцогом в Нормандии; при этом самым могущественным человеком в Англии после короля был Гарольд, эрл Уэссекский, который доводился ему шурином. Вдобавок его предшественник Хардекнуд, который также был королем Дании, имел договоренность с Магнусом, королем Норвегии, о том, что, если один из них умрет, не оставив наследника, второй должен унаследовать его королевство. На основании этого Магнус вторгся в Данию и заявил свои права на Англию в 1042—1043 гг. И его притязания были унаследованы (что довольно странно) его дядей Харальдом Хардероде.

Ближайшим родственником Эдуарда был его племянник. Но Эдуард-изгнанник умер в 1057 г., а его сын Эдгар Этелинг был слишком юн, чтобы в 1066 г. быть серьезным кандидатом на трон. Против Вильгельма в отношении наследования можно было выдвинуть два возражения: то, что он был незаконным претендентом, и то, что он был родственником Эдуарда по женской линии, а не потомком предшественников Эдуарда. Яснее ясного, что, если наследственность была в этом случае главным критерием, Вильгельм никогда не стал бы королем Англии. Странно уже то, что он вообще стал герцогом Нормандским: когда его отец умер, он был семилетним мальчиком, а в герцогстве бушевали беспорядки; а ведь в Средние века незаконнорожденность обычно считалась препятствием к вступлению в права наследования. Он был исключением, которое доказывало все правила; другого такого случая не было. Генрих I признал по крайней мере двадцать своих незаконнорожденных детей, включая нескольких сыновей; но никто из них не унаследовал его трон.

Вопрос о том, могла ли королевская власть передаваться по наследству по женской линии, более сложен. Краткий ответ, видимо, такой: такое редко случалось во времена англосаксов, но препятствий к этому не было. К женщинам в целом было более уважительное отношение до Нормандского завоевания, нежели после него, но мы должны четко различать правила престолонаследия и статус женщин. Во многих человеческих обществах наследование обычно происходило по женской линии, но это не обязательно и даже нечасто сопутствовало высокому положению самих женщин. А также из отношения к женщинам в период до завоевания мы не можем сделать вывод о правилах наследования. Мы лишь можем с уверенностью сказать, что по англосаксонским законам собственность могла наследоваться по женской линии, но обычно этого не происходило. У всех германских народов наследование происходило в основном по мужской линии, но ни у одного из них в древние времена это не было неукоснительным правилом. Одно время антропологи учили нас, что наследование должно происходить либо по отцовской, либо по материнской линии и что, если мы обнаружили признаки наследования по материнской линии в патриархальном обществе, это должно означать, что в нем когда-то царил матриархат. Эта точка зрения время от времени просачивалась к историкам, и иногда даже сейчас можно услышать ее отголоски. Но антропологи уже давно от нее отказались: обычно в системе наследования присутствуют оба элемента.

Возможно, что наследование по женской линии было не таким уж и редким, как предполагают наши документальные источники. Во многих обществах мужчины, особенно мужчины с высоким положением, с гордостью перечисляют своих предков; генеалогия была излюбленной литературной формой (если ее можно так назвать) во многих уголках мира в разные времена. Королевские родословные древних народов редко являются историческими документами, хотя очень часто они надежно хранят — и могут хранить веками — некоторые элементы реальной традиции (предания). Их цель состоит в том, чтобы соединить правящего короля с предком, с которого началось королевство, а в некоторых случаях с богом, который дал королям их власть. Свойство родословных — давать аккуратный порядок преемственности от отца к сыну, скрывать более дальнее родство, где это необходимо, и перепрыгивать через поколения. Так как наши первые записи о королевских семействах саксов являются в основном родословными, у нас может появиться склонность преувеличивать элемент наследования королевской власти по мужской линии. Но влияние родословных идет в двух направлениях: с давних времен любовь к составлению родословных побуждала людей придерживаться мужской линии, настаивать на том, что король должен быть прямым потомком предка, который дал свое имя династии. В самых первых записях Уэссекса часто подчеркивается, что тот или иной король принадлежит к династии Кердика; а почти все англосаксонские родословные якобы восходят к Водану, главному богу языческого пантеона германцев.