Синдром Фигаро - Ирина Грин

– Наш преподаватель по философии говорил: «Чтоб праздник отличить от буден, давайте в праздник пить не будем!»

Тут девушка из компании, стоявшей за соседним столиком, обернулась и удивленно посмотрела на нее.

– Кристина? Светлова? – после непродолжительной паузы неуверенно спросила она.

– Вот тебе и венцы, – пробормотал Рыбак.

А Кристина растерянно кивнула:

– Да…

– Я Ольга… Ольга Котова…

– Ольга?.. – по ее лицу пробежала улыбка узнавания. – Ольга!

Она порывисто шагнула вперед, девушки тепло обнялись, а затем синхронно спросили:

– Какими судьбами? – и засмеялись.

– Это мои коллеги, – первой ответила Кристина. – Приехали в Вену на выходные. Ася, Иван, Федор и Тимур.

К этому времени Федор с Тимуром уже расставляли на столе бумажные тарелки с аппетитными загорелыми колбасками, при виде которых рот невольно наполнился слюной.

– А это – мои, – в свою очередь представила стоящих за соседним столиком Ольга. – Фигаро…

– Тот самый Фигаро? – спросил Федор, сражаясь с колбаской с помощью пластиковых ножа и вилки.

– Представьте себе, – усмехнулся невысокого роста блондин с выбритыми висками и креативным пучком на макушке – явно не обошлось без стайлинга. Он взял со стола бутылку, слегка встряхнул ее, отработанным жестом заправского сомелье снял фольгу, сдернул мюзле и еще раз, уже более энергично, встряхнул. Пробка с хлопком вылетела в венское небо, следом хлынула пена куда попало – в стаканчики, на стол и даже на газету хмурого гражданина. Тот нахмурился еще больше и, что-то пробормотав, отошел к соседнему столику. – Приятно встретить соотечественников, – сказал как ни в чем не бывало Фигаро. – Присоединяйтесь!

Кристина тут же воспользовалась приглашением. Не ради дармового шампанского – ей действительно приятно было встретить одногруппницу. Следом, прихватив тарелку с непобежденной колбасой, подскочил Федор.

– Это Нана, – продолжала представлять спутников Ольга.

– Нана? – Федору наконец-то удалось справиться с колбаской, и, насадив кусок на вилку, он уставился на высокую брюнетку в темно-синем с едва заметной белой полоской брючном костюме. – Красивое имя. Наверное, грузинское?

Девушка скривила губы, отчего ее лицо приобрело холодное и злое выражение.

– Если каждый, кто задает этот вопрос, давал бы мне сто рублей, я бы уже насобирала на квартиру в центре Москвы.

– А это Славик и Антон, – продолжала Ольга, очевидно, не в первый раз слышавшая эту отповедь Наны.

– Славик – это я! – невысокий блондин похлопал себя по груди.

Антон, высокий и полный, задумчиво кивнул.

– Ну вы с нами или нет? – нетерпеливо спросил Фигаро, обращаясь к Тимуру, Ивану и Асе, по-прежнему стоявшим у соседнего столика.

– Ася… – позвала Кристина.

Та, не сводившая удивленных глаз с Фигаро, не заставила себя долго уговаривать. За ней к компании присоединился Тимур. Рыбак еще пару секунд постоял в раздумьях, а затем оторвался от столика с таким трудом, словно за те минуты, пока кусок железа служил ему подпоркой, тот врос в его бок и пустил там корни.

– Тост? – Ольга посмотрела на Фигаро.

– За Моцарта и Сальери, – торжественно провозгласил тот.

– За Сальери, – повторил Антон.

Тост показался Кристине странным, и пять минут тому назад она была против распития спиртных напитков на улице, но под взглядом Фигаро, направленным на нее, она смешалась и протянула руку. Стаканчик показался неприятным – мокрым и холодным, но шампанское понравилось. Фруктово-цитрусовое, с легкой кислинкой, оно показалось ей дерзким. Таким же, как Фигаро, который, несмотря на гламурный облик, выглядел вполне мужественно.

– «Моцарт и Сальери» – это спектакль, который мы ставим, – пояснила Ольга.

Глаза у Аси удивленно расширились.

– Пушкина? – уточнила она, обращаясь к Фигаро. Филолог по образованию, Ася с трепетом относилась к классике.

Лебедев, которому, очевидно, не понравилась интонация, с которой было произнесено это имя, недовольно фыркнул:

– Как можно вводить народ в заблуждение? Ведь уже всем и каждому понятно, что Сальери не травил Моцарта! Правда, Михалыч?

На застывшем лице Тимура, как обычно, не отразилось никаких эмоций.

– Правда, – подтвердил он. – В 1997, если память мне не изменяет, году в Милане состоялся суд над Сальери. В итоге подсудимый был оправдан в связи с отсутствием состава преступления.

– Вот-вот, – закивал Лебедев, – это просто треш какой-то. Я бы на месте родственников Сальери подал иск на родню Пушкина за клевету.

– Какая же клевета? – мягко возразила Ася. – Это художественное произведение…

– Если художественное, то надо было хотя бы фамилии поменять. Типа Иванов и Сидоров! – возразил Федор и радостно заржал – до того смешной ему показалась собственная шутка. Спустя полминуты, поняв, что смеется один, он успокоился, пожал плечами и вопросительно посмотрел на Кристину. – А что? Не так?

– Мне кажется, во времена Пушкина версия отравления Моцарта Сальери была вполне актуальна, – сказала она.

– Нана, – обратилась Ольга к подруге, медленно потягивающей шампанское, – скажи!

– И да, и нет, – глубокомысленно заявила она, и Кристина поняла, что это не первая ее порция алкоголя за этот вечер.

– Ну Нана! – с гримаской обиженного ребенка простонала Ольга.

– Мы же договорились – завтра, – отрезала та.

И тут Тимур Молчанов, который всегда и везде предпочитал своим поведением оправдывать фамилию, сказал негромко:

– Насколько мне известно, Сальери сам сознался в содеянном…

Тут он посмотрел на Нану с улыбкой, крайне доброжелательной, но с долей вызова. Причем это заметила только Кристина, с некоторых пор научившаяся считывать неуловимые постороннему глазу эмоции Тимура. И сейчас в его взгляде промелькнуло что-то сродни пресловутому 25-му кадру, который не привлекает внимания, но откладывается в подсознании. Впрочем, в отличие от 25-го кадра, на поверку оказавшегося элементарным мошенничеством, взгляд Молчанова был способен оказывать воздействие на подсознание человека. Иначе почему Нана, явно не приветствовавшая появление чужаков, вдруг сменила гнев на милость?

– Документально это нигде не зафиксировано, наоборот, Бетховен в своих разговорных тетрадях отрицает версию отравления Моцарта. И сам Сальери перед смертью говорил, что на нем нет этого греха.

Тем временем Фигаро снова наполнил «бокалы».

– За Моцарта! – провозгласил он, подняв бумажный стаканчик.

– За Моцарта, – хором отозвались присутствующие.