Современный нигилизм. Хроника - Константино Эспозито

интернете», основываясь на привычке и частоте сообщений, попадающихся нам на глаза. «Чем чаще что-то мелькает в результатах поиска Google, тем оно достовернее. Но алгоритмы Google выявляют контент на основе ключевых слов, они не ищут правду. Если вы спросите, как использовать абрикосовые косточки для лечения рака, то поисковая система честно найдет все страницы, на которых рассказывается об этом лекарстве».

Это явление настолько широко распространено и одновременно деликатно (в том числе и потому, что его используют в своих целях различные экономические и политические силы), что его назвали «эквивалентом кризиса здравоохранения». Некоторые думают, что фальсификации истины и реальности, косвенно спровоцированные одними алгоритмами, можно исправить при помощи других алгоритмов, например, запрограммировать поиск аккаунтов или страниц в Facebook[11], откуда начинают распространяться ложные новости, и заблокировать их. Но этих мер недостаточно, потому что все дело в ментальном и моральном механизме, который позволяет нам доверять и заставляет других людей доверять нам. Только «человеческий фактор» может изменить правила игры; только нацеленность на просвещение может заставить нас «перестать думать» таким образом, чтобы инстинктивно или механически принимать за «правду» то, что, возможно, не соответствует действительности. Как резюмирует Кэти Стейнмец в своей статье, «учителя должны <…> учить своих студентов быть скептичными, но не циничными», то есть критически проверять свою уверенность в реальности.

Но каждый кризис ставит нас на распутье. Мы могли бы поддаться страху и впасть в пессимизм, решить, что всеми нами просто «играет» гигантская машина цифровой коммуникации. Стоило наконец получить в свое распоряжение великолепные инструменты для познания мира и управления им, как мы фактически лишились свободы быть самими собой. Теперь нам не остается ничего другого, кроме как смириться с тем, что управляемая алгоритмами система теперь управляет нами. Но мы также могли бы поступить разумнее и спросить, существует ли что-то такое, что мы хотим спасти, что-то, от чего нелегко отказаться, что-то настолько дорогое, что его нельзя просто выбросить из реальности.

Может быть, тогда этот когнитивный кризис даст нам возможность вернуться на путь знания, не просто автоматически приобретенного, а критически проверенного. Ведь проверка нужна, чтобы показать, добавляет ли реальность что-то к объекту познания, показать, что она не только делает его более сильным или действенным, но и побуждает задаваться вопросом о значении себя и мира, о связях между вещами, из которых состоит мир. Однако этот поворотный момент не возникает из простой эпистемологической теории; каждый из нас может и должен найти собственный метод познания – он начинается с того момента в нашей сознательной жизни, когда мы получили то новое знание, которое напрямую затронуло и изменило наше «Я».

Это означает, что настала пора расширить и «оживить» само понимание идеи разума и интеллекта, обычно приравниваемых к способности анализировать, вычислять и предсказывать последствия наших действий. Рациональность – это не какой-то бездушный процесс, а способ осмысления совокупности нашего существа в реальности.

Именно на фоне проблемы столкновения искусственного интеллекта с естественным крайне важно для нас перестать принимать как должное тот способ, каким разумное существо живет в реальности. Из текста великой мыслительницы Симоны Вейль (датируемого 1940- ми годами и включенного в сборник «В ожидании Бога», Attente de Dieu) мы можем осознать всю широту разума, скрывающего тайну человека. Интеллект, говорит Вейль, это прежде всего «внимание». (Она имеет в виду учебный процесс, но ее слова справедливы для любых ситуаций, где нами движет искреннее любопытство.) Простая вещь, кажущаяся такой незначительной, но на самом деле она являет собой ключ к нашему существованию. Это момент, в который наше «Я» может обнаружить невообразимое присутствие окружающего мира. И не усилием воли, а по велению естественного порыва.

Послушаем Вейль: «Только желание может распалить разум. А рождают желание только удовольствие и радость. Только в радости разум растет и приносит плоды». Внимание же подобно частному проявлению желания, обнаружившего, что оно готово прикоснуться к реальности: «Внимание – это отделение себя от себя и возвращение внутрь себя с каждым вдохом и выдохом»; оно «состоит в приостановке своей мысли, в том, чтобы сделать ее достижимой, пустой и проницаемой». Однако это отнюдь не «естественно» в смысле очевидного, само собой разумеющегося. Вейль продолжает: «В нашей душе есть нечто, что борется с истинным вниманием гораздо сильнее, чем плоть борется с усталостью. Это нечто гораздо теснее связано со злом, чем плоть. Вот почему каждый раз, когда вы со всем вниманием обращаетесь к чему-то, вы уничтожаете в себе щепотку зла».

Может быть, сегодня нигилизм воплощается именно в этой странной тенденции подавлять наши желания и отстраняться от красоты и радости открытий? Это замедление движения вперед, которое принимает форму настоящей патологии (как говорил Массимо Рекалькати вслед за Жаком Лаканом), типичной патологии нашего времени, которая отделяет иррациональное желание от интеллекта рационального индивида. По сути, именно на этом уровне и ведется игра: полностью овладеть нашим интеллектом, не поддаваясь страху потерять себя и свою уверенность в непредсказуемой реальности. Наше «зло» связано в первую очередь не с недостатком морали, а с неполноценностью интеллекта, сталкивающегося с необъятным призывом бытия.

4. Пропасть между знанием и привязанностью

Как я уже писал раньше, чтобы познать что-то, нам нужно это полюбить. Без привязанности не обойтись и в том случае, если мы пользуемся своим интеллектом как простым вычислительным инструментом. Однако эту привязанность не следует понимать как «сентиментальное» дополнение или субъективную эмоцию и противопоставлять холодному наблюдению за объективными данными реальности.

Напротив, эта привязанность – основной мотив каждого шага по направлению к познанию, она расширяет границы нашего разума, жаждущего впитать смысл всего. Мы можем описать это как «влечение», которое реальность внушает нашему «Я», бросая нам вызов и призывая совершать новые открытия. Но этот вопрос не может возникнуть сам собой просто потому, что он имеет какое-то отношение к нашей свободе главное – принимаем мы или отклоняем этот вызов и подчиняемся ли мы этой изначальной привязанности к бытию или отвергаем ее.

Одна из самых тревожных и драматических черт современного нигилизма – это постепенное отделение познания от эмоциональной части нашего опыта. Потому для того, чтобы познать вещи объективно, нам нужно перестать задаваться вопросом об их значении.

Возникает странная ситуация. Нигилизм XX века родился как вынужденная реакция на утверждения позитивизма конца XIX века, для которого реальность состояла только из измеримых эмпирических данных, и чем лучше наука объясняла мир, тем меньше в нем оставалось той метафизической или религиозной «тайны», которая в действительности была лишь плодом невежества.

Теперь кажется, что давний противник