Империя Звезд - Элисон Бэрд

— Я все еще жду, что появится настоящая Трина Лиа, — сознавалась она неохотно своим друзьям, — и выгонит меня из своего дворца.

Но она не говорила, что иногда ей этого очень хочется.

Несмотря на свой титул, она не была правителем в полном смысле слова. Титул у нее, как у ее отца, в основном означал почет. Высокий совет собирался в большом зале города, состоял из представителей всей Элдимии, территории и островов, и этот совет определял государственную политику. Вопросами духовными занимались религиозные вожди многочисленных вер Арайнии. На самом деле, как поняла с чувством унижения Эйлия, ей мало что оставалось делать, кроме как читать иногда речи (написанные другими), утверждать каждое действие совета (чистая формальность) и устраивать приемы для сановников. Население ее почти не видело: для людей она была так же далека, как луна, полубогиня, живущая во дворце на обнесенном стеной холме, недоступная людям этого мира. Во многих смыслах Эйлия и ее вассалы ступали по тонкому льду: до времени правления ее матери у народа Элдимии не было монархии, и хотя существовали высокородные и благородные семейства, их титулы также были всего лишь почетными и не давали реальной власти. Хотя все арайнийцы знали пророчество о Трине Лиа, некоторые считали его легендой или аллегорией. Такие люди хмурились, когда королеву Эларайнию провозгласили богиней после нескольких «чудес». Да, волшебные способности у нее были выдающиеся, но такие способности не так редки в этом мире, как на Мере.

Те, кто возражал против коронации и обожествления Эларайнии, испытали облегчение, когда она покинула планету, забрав с собой свою столь же почитаемую дочь. Возвращение Эйлии и восхождение ее на трон вызвало недовольство этой части граждан. Их возражения несколько ослабли, когда стало ясно, что Эйлия не собирается злоупотреблять своим положением в личных целях. Уж скорее она была испугана обожанием толпы. Быстро составили документ, ограничивающий ее влияние и гарантирующий, что она будет на самом деле только символом. Хотя все это не имело значения. Верующих было куда больше, чем неверующих, а первые повиновались бы любому эдикту, который ей бы захотелось издать, невзирая на любое сопротивление светских чиновников. Этот факт, как она с беспокойством отметила про себя, должен весьма тревожить некоторые политические силы, хотя она никак не собралась им пользоваться.

В башне поменьше рядом с ее башней находилась кордегардия, куда часто захаживали ее друзья Йомар и Лорелин поиграть в кости со свободными от службы гвардейцами, и Эйлия, завидев их в окно, высовывалась и звала их. Но сейчас их там не было. Дальше стояла круглая башня с высоким стрельчатым окном, выходившим навстречу ее окну: это была комната Дамиона. Ночью можно было видеть, как горит у него лампа, и знать, что он там. Эта мысль была приятной. Дамион… Она всегда представляла его себе таким, каким увидела его впервые в Церкви Паладинов: в белой рясе священника, сияющего в золотом свете, будто именно он, а не священный огонь в алтаре, был источником этого света. Сперва этот образ показался ей ангельским, а не человеческим. Но впоследствии она восхищалась не внешностью, а внутренним миром Дамиона: его добротой, храбростью, беззаветной преданностью друзьям. Когда-то она робко обожала его издалека, сейчас он стал ей другом дороже любого другого. И все же этого было мало.

Она подумала, где сейчас Дамион — у себя в комнате, в садах дворца или за стенами, в городе? Дамион в отличие от нее был волен идти куда хочет, Йомар и Лорелин — тоже. Эйлия надеялась, что хоть один из них во дворце, потому что ей сегодня хотелось дружеского общения. Ведь не скажешь же, что ей одиноко — во дворце с тремя сотнями придворных и слуг.

Она вышла из спальни и пошла по другим комнатам своих покоев. Все они были просторные и роскошно обставленные.

И все же Эйлия ходила по ним беспокойно, как заключенный по камере. Халмирион — клетка из бархата, мрамора и золота, и сегодня Эйлия сильнее обычного ощущала ее решетки. Она остановилась около трюмо взглянуть на отражение в золоченной раме. С прибытия на Арайнию девушка слегка выросла — эффект чуть более слабого тяготения планеты, — и арайнийское жаркое солнце добавило золота в волосы, хотя закрученные кончики (их Эйлия заметила с огорчением) все еще не хотели расти ниже талии. Она небрежно оделась в повседневное платье с высокой талией и простыми узкими рукавами, но сшито было платье из полотна цвета сапфира, более легкого, чем могло даже присниться девушке с острова.

Собака-имитатор, вытянувшаяся как меховой коврик на полу, подняла голову и посмотрела на Эйлию большими карими, почти человеческими глазами. Эйлия присела рядом, обняла массивную шею с густой рыжей шерстью и погладила длинную морду, очень похожую на собачью. Собака-имитатор — это арайнийский зверь, забавное сочетание собаки с обезьяной, который ценился за преданность и веселость. Эти создания можно было обучить любым фокусам и даже простой домашней работе — они ловко выполняли ее, действуя лапами, похожими на руки. Они же были идеальными игрушками и няньками для малышей, и этот когда-то был стражем Эйлии. Она его не помнила, но он явно не забыл молодую хозяйку.

— Гулять пойдем, Безни? — предложила Эйлия.

Зверь вскочил, размахивая хвостом.

Стоявшие в коридоре часовые в сине-золотых мундирах тут же вытянулись в струнку, вытаращив глаза.

— Ваше высочество! — прошелестели они, склоняя головы, когда она проходила.

Эйлия почувствовала их благоговение: Трина Лиа, официальная глава всех церквей Арайнии, номинальный глава государства, по верованиям большинства — смертная дочь воплощенной богини. Ей было неловко, идя по коридору, ощущать на себе их взгляды. Один из часовых был с виду не старше нее.

Возле первой двери справа она на секунду остановилась, перед тем как войти. Эти покои были так же изящно убраны, как ее собственные, с такими же фресками и лепными потолками. Розовые занавески висели на окнах и того же оттенка ковер покрывал пол. Воздух благоухал ароматом свежих лилий, поставленных в вазе на мраморный стол под большим ростовым портретом.

В этой комнате Эйлия родилась, и вполне естественно было прийти сюда в день рождения.

Она подошла к портрету и остановилась, разглядывая его. Изображенная на нем женщина вполне могла бы быть самой Эйлией — идеализированной Эйлией, более красивой, одухотворенной, безмятежной. Только глаза у этой женщины были синие, как платье, в которое Эйлия была одета, а не серо-фиолетовые, как у Эйлии, и восхитительные волосы до пят чуть посветлее. Но черты лица были будто отражением черт Эйлии, как и бледный цвет кожи, и изящная грациозная шея. Женщина на портрете стояла в садах дворца на фоне туманных синих цветов и зелени. Эларайния, провозглашенная королева Элдимии, названная элеями по имени богини, величайшая в истории волшебница. Глядящий на этот портрет тонул в его спокойствии, хотя для Эйлии он всегда отзывался и ноющей болью. Ее мать исчезла много лет назад на планете Мера, и большинство теперь склонялось к мысли, что она мертва.

Эта комната да локон белокурых волос, хранимый в украшенной раке в церкви, — вот и все, что осталось от королевы. Когда-то, когда никого рядом не было, Эйлия достала священную реликвию и прильнула щекой к мягкому шелку волос. На миг проснулись смутные воспоминания и впечатления раннего детства — длинные волосы цвета меда, щекочущие лицо, мягкая теплота объятий, в которых уютно устроилась девочка — когда-то, давным-давно. Глаза Эйлии затуманились.