Боюсь тебя любить - Мария Николаевна Высоцкая

Честно-честно. Она прилетает через три дня. Потерпи меня семьдесят два часа.

– Еще семьдесят два часа.

– Ладно, еще. Так что?

– Хорошо. За шмотками я с тобой съезжу.

– Со мной?

– Считай это актом доброй воли. Пожрать что-нибудь есть? – выпрямляется, стаскивая с себя футболку.

– Рис, – отворачиваюсь, чтобы не пялиться на его спину. – Только он немного того… сгорел.

– Прекрасное утро, – Ванька закатывает глаза и уходит в душ.

Присаживаюсь на краешек дивана, складывая руки на колени.

Он едет со мной к Егору, потому что я младшая сестра его друга или потому что я ему небезразлична?

Конечно, первое, Тат.

Встряхиваю головой.

– Азарина, ты долго еще будешь здесь сидеть?

Подскакиваю на ноги, лицезря перед собой уже переодетого Ваньку, который успел принять душ и полностью собраться.

– Иду.

7

Иван

Азарина неповоротливым пингвином выползает в прихожую все в том же черном платье. Коротком. Провокационном и будоражащем фантазию платье.

– Подожди, – торможу ее у двери.

Я, конечно, не добрая фея, но не хочется брать грех на душу, если она околеет где-нибудь на морозе.

Возвращаюсь к себе и открываю шкаф.

– На, – протягиваю свой спортивный костюм, переступая порог в коридор.

– Это зачем?

– Одно место прикрыть. Не беси, переодевайся и поехали.

– Я сейчас, – улыбается, прячась в комнате.

Я вижу через слегка приоткрытую дверь ее спину и как платье летит на диван.

Отворачиваюсь, облокачиваясь на бабушкин старенький комод. Хорошо, что на новогодние праздники бабуля уехала к своей подруге в деревню. В свете последних событий просто прекрасно. Шарю в карманах куртки, вытаскивая оттуда бумажный браслет из клуба.

– Я готова.

Татка снова появляется в прихожей, поправляет капюшон на толстовке и напяливает свои массивные кожаные ботинки. Пока заправляет в них штанины, высовывает кончик языка, касаясь им верхней губы.

Залипаю на ее рот.

Три, два, один…

– Стартуем.

Подталкиваю ее к выходу.

Закрываю дверь и в пару шагов догоняю Азарину на лестнице.

– Тебе Серега не звонил?

– Нет, – нажимаю на кнопку и толкаю дверь, пропуская Тату на улицу.

– Ясно. Слушай, я думаю, что тебе не нужно подниматься, к Егору, имею в виду.

– Это почему?

– Я сама в состоянии с ним разобраться.

– Да-да.

Губ касается усмешка.

Азарина, Азарина… святая простота. Ты действительно думаешь, что я еду с тобой из чисто гуманных соображений? Конечно, нет.

Как и насчет Егорушки, его в твоей жизни тоже больше нет. Я уж постараюсь донести ему это доступно.

В метро приходится проехать пять станций и потом еще пятнадцать минут идти до дома нашего горячо любимого бывшего пешком. Я этого парня в жизни не видел, но уже готов отвернуть ему башку. Насколько нужно быть козлом, чтобы выпустить эту разноглазую бестолочь на улицу ночью, да еще и в такой холод?

– Звони, – прислоняюсь плечом к железной двери подъезда.

Азарина нервно нажимает на кнопки с номером квартиры, дожидаясь, пока этот хлюпик запустит нас внутрь.

В лифте кооперативной девятиэтажки тесно. Мы стоим невыносимо близко. Я могу дотянуться до нее легким движением руки. Азарина смотрит в пол. Ни разу за эти секунды не пошевелилась.

– Без скандалов, – бормочет себе под нос, но я прекрасно ее слышу.

– Это ты себе или мне?

– Себе, – вздыхает. – Тебе когда-нибудь изменяли в новогоднюю ночь?

– Нет.

– А ты?

– Так и не вспомнить, – пожимаю плечами, почесывая затылок.

Татка закатывает глаза и выходит на лестничную клетку. Нерешительно звонит в дверь.

Наш мачо появляется в одних труселях. Видать, ждал Наташку одну.

– Ну привет, герой-любовник, – отталкиваю его в сторону и прохожу внутрь.

Азарина так и мнется на пороге.

– Ты за вещами пришла, – оглядываюсь на нее, – собирай, – шляюсь по коридору не разуваясь. Ботинки оставляют после себя грязные следы.

– Это кто?

Егорушка стоит, вылупившись на меня как на привидение.

– Это не твое дело, – бурчит Натаха и прячется за дверью ближайшей комнаты.

Парень хочет пойти за ней следом.

Нет, друг, так не пойдет. Прижимаю его к стенке, бегло касаясь глазами лица.

– Запомни раз и навсегда: чтобы я тебя с ней близко не видел.

– Ты...

– Тихо.

Бью под дых, и малой становится более понятливым.

– Спокойно. В следующий раз сломаю нос. Будет больно. Очень боль-но.

8

Отхожу в сторону и вытираю руки полотенцем, которое беру на кухне.

– Хорошая квартира, – осматриваюсь, – предки подарили?

Егорушка что-то пыхтит, но больше не возбухает. Стоит смирно, как обиженная девочка в углу.

– Азарина, давай быстрее, – повышаю голос. Тусить здесь полдня у меня нет никакого желания.

– Я сейчас, – летит в ответ.

Толкаю дверь в комнату, где она копошится.

– Я же сказала, что уже почти все. Не торопи меня, иначе что-нибудь забуду.

– Значит, это будет что-нибудь ненужное. Как, например, это, – поднимаю двумя пальцами плюшевого белого медведя.

– Не трогай мои вещи!

– Ты же в моих рассекаешь, – расстегиваю куртку. Жарко.

– Могу снять.

– Давай, я посмотрю.

Она открывает рот, но мгновенно его захлопывает. Отворачивается, продолжая молча складывать вещи.

– Ты сюда полквартиры перевезла?

– Я сюда жить переезжала. Навсегда.

– Глупое слово.

– Какое?

– Навсегда. Ты замуж за него, что ли, собиралась? Хотя… это тоже не навсегда.

– Все, – бросает какую-то фигурку в чемодан, – достал. Я не хочу слушать твои рассуждения, ясно тебе?

– Более чем.

Все это выглядит комично. Татуля злится, и это хорошо. Проявление эмоций – это всегда прекрасно.

– Выйди отсюда!

– Нет, – присаживаюсь на боковую спинку дивана.

– Пожалуйста? – приподымает бровь и наконец-то смотрит мне в глаза.

У нее они особенные. Радужки разноцветные. Правый глаз серый, левый светло-карий. Правда, Татка не считает это чем-то прекрасным. Носит линзы. Голубые.

Прячет дефект. Она это так называет.

– Не прокатит. Ускорься.

– Помоги.

– Ты мне предлагаешь покопаться в твоем нижнем белье?

– Обойдешься. Его я уже сложила.

– Как хочешь.

В глаза бросается открытая тетрадка. Подбираю ее с пола.

Стихи. Азарина у нас, значит, еще и стихи пишет.

– Не трогай, положи, слышишь? Ваня!

Подается ко мне, пытаясь забрать.

Завожу руку себе