Боюсь тебя любить - Мария Николаевна Высоцкая

и уже наконец выбросить из головы свои навязчивые идеи по поводу Татки.

– Далеко собрался?

Свист, смешавшийся с громким голосом и довольно четко высказанной фразой.

Оборачиваюсь. Егорушка собственной персоной. Но не один. С соратниками. Пять таких же дегенератов, как и он сам.

– Ну что? Теперь не такой смелый?

Егорка скалится и дает отмашку своим кентам.

Я получаю пару ударов под дых. Падаю на снег. Успеваю сгруппироваться. Получать люлей тоже нужно уметь, как бы смешно это ни звучало. Колкие белые кристаллики царапают кожу на лице. Я чувствую вкус крови, что тонкой струйкой стекает с переносицы.

Неважно, как хорошо ты дерешься. Пять на одного с победой в твою пользу бывает только в фильмах. В жизни же тебя отметелят за пару минут. Ну, если, конечно, ты не какой-нибудь лютый спецназовец.

– В следующий раз будешь знать, на кого тявкать.

Крутилов напоследок пинает меня в область грудной клетки, которую я уверенно закрываю руками.

Когда они уходят, переворачиваюсь на спину и, собрав в ладонь снега, протираю лицо. Кожа немеет от ледяных прикосновений. Морщусь.

Конечно, тотально невредимыми они не ушли. Кому-то успело прилететь и от меня. Но это такая малость.

Втягиваю носом воздух и смотрю в такое ясное и звездное небо.

Дома сразу иду в ванную, скидывая по дороге ботинки и куртку.

Открываю холодную воду, пытаясь смыть с лица кровь. Склоняюсь над раковиной. Именно в этот момент Татка толкает дверь.

Стоит передо мной в одной футболке, длина которой доходит до середины бедра. Переминается с ноги на ногу. Смотрит слегка шокированно. Зрачки расширились, дыхание участилось.

– Боже, что случилось? – прижимает ладошку к губам, медленно переступая порог.

– Упал.

– На чей-то кулак, видимо.

Ее пальцы касаются моего подбородка.

Сглатываю. Вдоль позвоночника проползает легкий холодок, а каждый волосок на теле встает дыбом.

Черт!

Убери руку. Убери!

– Я сейчас принесу лед или что-нибудь холодное. Никуда не уходи…

13

Тата

Я проснулась от шума.

Четко слышала, как открылась дверь. Видела, как загорелся свет в ванной, и мгновенно зажгла тусклую настольную лампу в спальне.

Что меня сподвигло вылезти из-под одеяла, не знаю.  В голове как будто перещелкнуло. И вот я уже стою за спиной Токмана в его же футболке, которую вторую ночь использую в качестве пижамы.

Вообще, последние сутки ни капли не похожи на мою прежнюю жизнь. Эмоции прорываются сквозь грудную клетку. Я постоянно о нем думаю. Токман просто засел в моей голове.

Все эти взгляды… слова. Настоящая агония для моего разума. Я словно заперта в клетке с однотипными эмоциями. Что это? Симпатия? Или просто гормональный выброс…

Ответов нет, а вопросов слишком много.

Яркий свет раздражает сетчатку, но это не мешает разглядеть происходящее до мельчайших деталей. После сна звук льющейся воды давит на барабанные перепонки, и кажется, чуть громче обычного.

Токман оборачивается, бегло касаясь меня взглядом.

У него все лицо в крови.

Красная субстанция смешивается с водой и очень быстро направляется к сливу в раковине. Закручивается волчком, прежде чем совсем исчезнуть.

В голове хаос. Страх. Непонимание.

Что с ним произошло?

Насмешливый ответ про падение, конечно же, ложь.

Вытягиваю руку, едва касаясь пальцами Ванькиного подбородка. Прошибает. Электрический разряд проходит сквозь тело быстрой молнией. Вздрагиваю. Сжимаюсь, плечи тяжелеют, а воздуха с каждой пройденной секундой становится все меньше.

Не знаю, что мною руководит, но я как будто бы чувствую эту боль на себе. Морщусь.  Хочу пожалеть? Поддержать?

Смотрю в его глаза и забываю, как дышать. Голова становится тяжелой, подходящих слов тоже не находится. Пространство вокруг теряет четкость.

Нужно принести лед. Спохватываюсь и убираю руку.

Токман никак не реагирует. Даже не моргает. Просто гипнотизирует меня взглядом.  Поджимаю пальчики на ногах, облизывая пересохшие губы.

Нужно уйти. Обеспечить себе передышку. Именно это я и делаю.

Открываю морозильную камеру в поисках льда, правда, его здесь, кажется, отродясь не было. Беру кусок замороженного мяса и заворачиваю его в тонкое вафельное полотенце.

Возвращаюсь.

Ваня так и сидит на краю ванны. Как только я появляюсь рядом, опускает взгляд к моим босым ступням.

Сглатываю и незамедлительно вручаю ему полотенце.

– Нужно приложить к переносице, – нервно кусаю губы.

– Спасибо.

Смотрю на его руки со сбитыми костяшками и никак не могу отпустить полотенце. Чувствую легкие прикосновения мужских пальцев к тыльной стороне ладони. Кожу жжет от этих касаний. Отдергиваю руку и начинаю быстренько приглаживать волосы.

– Зачем ты носишь линзы?

Ванька морщится, когда холодненькое мясо соприкасается с разбитой переносицей.

– Что?

Часто моргаю. Терпеть не могу свои уродливые глаза, это нужно сильно постараться, чтобы родиться с таким дефектом. Разноглазая, как собака. Я ношу цветные линзы лет с шестнадцати, они настоящее спасение. Никто не заглядывает тебе в лицо, не задает тупых вопросов и не смотрит как на какую-то невидаль.

Потому что слушать годами одно и то же – настоящая пытка.

Когда я знакомилась с людьми, первое, что их интересовало, это моя гетерохромия. Не то, какой я человек, а то, почему мои радужки разного цвета.

– Это мило. Это не дефект.

– Ты издеваешься, да?

– Нет.

Ванька убирает полотенце и кладет его в раковину. Ополаскивает лицо, а когда выпрямляется, смотрит на мое отражение в зеркале.  В глаза смотрит.

Как он не понимает, что не делает сейчас ничего хорошего? Ничего. Только заставляет меня снова чувствовать себя убогой.

Лучше бы он не знал.

– Это только твои заморочки, – продолжает нести весь этот бред.

Злит. Все это очень сильно меня злит.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

Отвожу взгляд. Губы подрагивают, еще немного, и я, кажется, расплачусь.

– Дальше сам, – взмахиваю рукой и вылетаю за дверь, плотно прижимаясь к ней спиной по ту сторону.

Зачем он вообще завел этот разговор?

Мило… мило…

Сердце сокращается как ненормальное. Лицо краснеет от переизбытка поступающей крови.

Вдох-выдох.

Тру щеки и проскальзываю в кухню черной кошкой. Крадусь сквозь повисшую в квартире темноту. Наливаю в стакан воды. Пара глотков холодной жидкости и сжатые до боли в кулак пальцы.

Где-то на задворках сознания слышу, как открывается дверь. Слышу тихие шаги.

Чувствую его всеми фибрами души. По звукам, запахам.

Становится еще тише, темнее. Так сложно различить в этом мраке ночи хоть один предмет интерьера.

Токман подходит сзади. Чувствую его близость, исходящее тепло. Между нами пара миллиметров…

Жар кожи, и крепче