Звездолеты погибшей империи - Сергей Ястребов

— Это ловушка, — быстро сказал Георгий.

Андроник его не слушал.

— Носовые орудия к бою, — сказал он. — Хоть кого–то точно подобьем… — он взглянул на экран и осекся.

Гондванская эскадра уходила. Стремительно — и в разные стороны. Шесть кораблей, и все в разных направлениях. Во все стороны света.

— Соединятся уже за планетой, — сказал Георгий. — Кажется, я ошибся насчет ловушки. Не хотят они рандеву с нами.

Андроник опустился в кресло.

— Отставить поворот плюс сорок, — сказал он. — Вернуться на прежний курс. Служба связи — проверьте, как работает связь с крейсерами. Со всеми.

Потом он рывком развернул кресло и переключил дальнюю связь на видеорежим. Это совсем не было необходимо в таких случаях. Но Андроник хотел видеть лицо человека, с которым сейчас придется говорить.

Он набрал номер.

Командующий амфибийным флотом контр–адмирал Константин Стратиотик появился на экране сразу. Он был лет на пятнадцать старше Андроника, и гораздо опытнее. Он подтвердил связь — аккуратно подстриженные седеющие усы шевельнулись — и теперь спокойно ждал, что ему скажут.

Андроник зачем–то попытался представить, как сейчас выглядит он сам — и не смог.

— Десант отменяется, — сказал он. — Моим экстренным приказом. У нас потеряны четыре линкора. Возвращаемся на Пандемос.

У Стратиотика чуть расширились глаза — и только.

— Чем я могу помочь? — спросил он.

— Вышлите, пожалуйста, инженерный корабль. Большой. И госпиталь. На «Пафлагонии» могут быть выжившие, — сказал Андроник и отключился.

Через семь часов Андроник и Георгий сидели в малом командирском салоне «Фессалии», которая в это время уносилась на запад, к базе Пандемос. Говорить не хотелось. Все распоряжения, какие только можно отдать, были уже отданы. Все спасательные работы, какие можно было провести — проведены. Чтобы попасть внутрь «Пафлагонии», инженерной команде пришлось резать борт лазером — корабль не отвечал ни на какие сигналы. Андроник прибыл туда на боте и настоял на том, чтобы пройти внутрь мертвого корабля, когда его наконец вскрыли. Конечно, там не было выживших. Ни одного. Лучевой удар в корму повредил на «Пафлагонии» компенсатор внутренней гравитации — самую большую и самую энергоемкую часть двигателя Лангера; именно компенсаторы с их сложной механикой занимают в линкоре чуть ли не всю последнюю треть корпуса. На кораблях с двигателями Лангера гравитация бывает только искусственной — всегда, даже в инерциальном полете. Даже в покое. Если, конечно, двигатель не выключен. Но на «Пафлагонии» его выключить не успели, поврежденный компенсатор заработал в нештатном режиме, и за несколько секунд погибли все — просто от чудовищной силы тяжести. А скорее всего, от ее стремительных колебаний. Ремонтная команда Стратиотика обыскала за три часа весь корабль — Андроник хорошо представлял себе, что это за задача: обыскать линкор! — но ни одного выжившего так и не нашли. Они и войти–то смогли только потому, что еще до отправки корабля–спасателя Андроник выключил на «Пафлагонии» двигатель Лангера дистанционно, перехватив управление со своего флагманского пульта. Плавающие в невесомости тела… кто с вылезшими глазными яблоками, кто с лопнувшей от прилива крови кожей, кто просто раздавленный… он знал, что забудет это очень нескоро. Он старался не воображать, как эти люди умирали.

Но ситуация с «Пафлагонией» была, по крайней мере, ясна. Защитное силовое поле (на его поддержание уходило процентов семьдесят всей энергии корабля, поэтому включали его только в бою) прикрывало большую часть корпуса, за исключением носовой и кормовой оконечностей. Двигатель Лангера был, разумеется, весь прикрыт силовым полем с боков, но теоретически его можно было поразить, если попасть в кормовую незащищенную оконечность под очень острым углом. Именно это с «Пафлагонией» и произошло. Что же касается остальных кораблей…

…Поражение. Таких поражений космический флот Византии не знал вообще никогда. И даже древние морские флоты — знали редко. И не это главное. О стратегии, о личной судьбе, о личном позоре можно не думать — но как отделаться от мысли, что погибло восемь тысяч человек? Твоих подчиненных. По твоей вине. Андроник сейчас почти ничего не чувствовал — наступила анестезия, он понимал это. Легче все равно не делалось.

— Перестань, — сказал Георгий, сидевший в кресле напротив. — Ты не виноват. Во всяком случае, я виноват больше. Это моя работа — просчитывать все возможные варианты. Я не справился.

— Давай посоревнуемся… — пробормотал Андроник. — Все–таки чего мы не учли?

Георгий закрыл глаза, явно давя нахлынувшие чувства.

— Мы не учли, что мир устроен гораздо менее разумно, чем мы обычно думаем, — сказал он. — Устаревшие корабли — и гениальный командующий. Который почему–то решил выиграть этот бой любой ценой. Ну кто мог такое выдумать?.. Как его, кстати, зовут?

— Представь себе — не знаю, — сказал Андроник. — Не удалось выяснить. Известно только, что это кто–то недавно назначенный.

— Как и ты… — тихо сказал Георгий.

— Как и я, — согласился Андроник. — Только он оказался умнее. Скажи, ты понимаешь ход его мыслей? Как он к этому пришел?

Георгий потянулся, располагаясь на диване удобнее. Он тоже устал.

— Кажется, понимаю более или менее. Сначала он убедился, что никаких новых кораблей ждать не приходится: или они не успеют прийти, или ему их не дадут. Это странно… но ладно. Примем это за условие задачи. Значит, он сравнил тактико–технические данные — наши и его — и увидел, что в правильном эскадренном бою у него никаких шансов нет… впрочем, это и так было видно… В нормальной ситуации никто бы его за поражение при таком раскладе не упрекнул. Это точно. Ему сказали бы: сберег людей — и то спасибо. Но ему зачем–то было очень нужно победить… Ладно, пусть так. Я уверен, что девять человек из десяти на его месте выбрали бы бой на ближней дистанции. На очень близкой. Почти вплотную. Отвлекающий маневр, заставляющий нас нарушить строй, потом свалка — а уж там кто кого достанет… на расстояниях порядка двух–трех лиг у нас с ним возможности были бы уже примерно равные, вообще–то говоря. Весь фокус в том, как приблизиться. Ну и дальше — тактические ухищрения, какие уж он там смог бы придумать… Но все это было бы, во–первых, слишком ожидаемо, а во–вторых — недостаточно надежно. И он выбрал парадоксальный вариант. Бой на необычной дистанции, но не на сверхмалой, а на сверхбольшой.

Георгий прервался. На низком столе перед ним стояла бутыль с золотистым карфагенским вином — он налил в бокал, сделал глоток. Глаза у него стали совершенно пустые.

— Все это уже было, — сказал он. — Когда–то на Земле японский флот именно так выиграл сражение против флота Российской империи… Уж не знаю, вспомнил ли он, или придумал самостоятельно. Конечно, пробить нашу защиту из его орудий с расстояния в двадцать лиг невозможно. Но! Силовое поле ведь не абсолютно непроницаемо. Какая–то маленькая часть энергии все равно проникает. А если бить в один корабль несколькими лучами, в его окрестности создается очень сложная дифракционная картина. Энергия излучения, потерявшего когерентность, сквозь силовое поле все–таки чуть–чуть проходит… а главное — она, так сказать, затекает через неприкрытые этим полем оконечности. А двигатель Лангера к такому воздействию очень чувствителен. Дальше разбалансировка его главной оси… и — то, что мы видели.