Бессмертные - Джеймс Ганн

Капля за каплей текла кровь из пакета по трубке в вену старика. Кто-то отдал или продал ее. Кто-то молодой и здоровый, чей организм может выработать сколько угодно красной жидкости, насыщенной эритроцитами, активными белыми чистильщиками, тромбоцитами, неисчислимыми протеинами; кто-то способный восстановить отданное меньше чем за девяносто дней.

Пирс вспомнил о жившем в XVII веке в Англии враче, Ричарде Лоуэре, который произвел первое в мире переливание крови, и об иммунологе из Вены, Карле Ландштейнере, который в начале XX века открыл группы крови и их совместимость, сделав переливание крови более безопасным.

И вот теперь совместными усилиями Лоуэра, Ландштейнера и неизвестного донора этот старик получал новую кровь. Кровь тем более необходимую ему, поскольку его организм был уже не в состоянии производить красные кровяные тельца так быстро, как он их терял.

По трубкам капельницы струилась сама жизнь, дар молодого старому, здорового больному.

Веки старика дрогнули.

* * *

Когда Пирс завершал свой утренний обход, старик уже смотрел на него своими выцветшими голубыми глазами. Пирс удивленно моргнул и привычным движением снова взял высохшее запястье пациента.

– Вам лучше?

Тут Пирс удивился еще больше. Старик кивнул.

– Отлично, мистер Уивер. Сейчас мы вас немного покормим, а там, глядишь, вы уже и к работе сможете вернуться.

Пирс внимательно посмотрел на показания мониторов, закрепленных на стене. С выражением удивления на лице, он аккуратно положил руку старика рядом с тощим телом, укрытым простыней.

Затем присел у кровати в глубокой задумчивости, не обращая внимания на хлопочущую медсестру. Учитывая ужасное состояние здоровья Уивера, нынешнее улучшение было весьма неожиданным. Пульс – сильный и ровный. Кровяное давление поднялось. Как будто переливание запустило некие скрытые механизмы сопротивления в его организме, высвободило спрятанную в нем энергию.

Уивер начал бороться.

Пирс ощутил странный и крайне непрофессиональный прилив восторга.

На следующий день Пирсу показалось, что глаза старика странным образом прояснились и не выглядят такими выцветшими, как раньше.

– Вам удобно? – спросил он.

Старик кивнул. Пульс был практически идеальным для человека его возраста; кровяное давление упало; уровень кислорода в крови повысился.

На третий день Уивер заговорил.

Слабым, еле слышным голосом старик озвучивал свои несвязные, порой бессмысленные воспоминания. Пирс кивнул ему, делая вид, что понимает. Затем кивнул сам себе, осмысливая процесс, который явно двигался к завершению. Артериосклероз оставил свои следы: хронический цирроз почек, повреждение левого желудочка сердца, нарушение работы мозга, вызванное одним или двумя кровоизлияниями в мозг.

На четвертый день Уивер уже сидел на кровати и разговаривал с сиделкой слегка надтреснутым, но бодрым голосом.

– Таа-ссс, – прошепелявил он. – В тот день я утер им нос. Показал им, это уж точно. Вдарил прямо между глаз. Всегда терпеть не мог этих сопляков. А вы, наверное, доктор, – внезапно повернулся он к Пирсу. – Вы мне нравитесь. Прослежу, чтобы вам как следует заплатили. Забочусь о тех, кто мне нравится. Да и о тех, кто не нравится, тоже.

И он хихикнул; это был злой смешок избалованного ребенка.

– Вам не стоит об этом беспокоиться, – мягко заметил Пирс, взяв Уивера за запястье. – Сосредоточьтесь на выздоровлении.

Старик кивнул с довольным видом и засунул палец в рот, чтобы почесать десны.

– Вам жаплатят, – пробормотал он. – Уж вы не бежпокойтесь.

Пирс взглянул на запястье, которое держал. Оно как будто налилось силой. Ничего подобного раньше видеть ему не доводилось.

– Что с вашими деснами?

– Чешутся. – Уивер вытащил палец изо рта. – Просто-таки огнем горят.

На пятый день Уивер самостоятельно дошел до туалета.

На шестой день принял душ. Когда Пирс вошел, Уивер сидел на кровати, свесив ноги. Он настороженно глянул на Пирса, и тот заметил, что глаза старика уже не выглядят запавшими. Его кожа будто светилась здоровьем изнутри. И так же как его запястье и рука, лицо тоже налилось и округлилось. Даже его ноги теперь выглядели более крепкими, почти мускулистыми.

Здоровое сбалансированное больничное питание помогло ему окрепнуть, нарастить жирок и увеличить мышечную массу.

Теперь со своими ухоженными белоснежными волосами он стал походить на идеального дедушку из рекламы.

На следующий день его волосы потемнели у корней.

– Сколько вам лет, мистер Уивер? – спросил Пирс.

– Восемьдесят, – гордо ответил Уивер. – Как раз исполнилось восемьдесят 5 июля. Родился в Вайоминге, парень, в горной хижине. В те года там еще медведи вокруг бродили. Не раз видел их – вот как тебя сейчас. И волков тоже. Хотя к нам они никогда не лезли.

– Какого цвета были ваши волосы?

– Цвета воронова крыла. Самые черные, самые блестящие волосы во всей стране. Помнится, девчонки в очередь выстраивались, чтобы их потрогать. – Он ностальгически усмехнулся. – А я был не против. Кучу черноголовых ребятишек оставил, прежде чем уехал из округа Уошеки.

Он сунул палец в рот и начал ожесточенно тереть десны.

– Все еще чешутся? – спросил Пирс.

– Будто вайомингский клещ цапнул. – Он снова хихикнул. – Ты знаешь, что со мной, парень? У меня второе детство. Вот так. Зубы режутся.

На вторую неделю Уивера перевели из интенсивной терапии в частную палату, и он снова вспомнил о бизнесе, оставив воспоминания о прошлом позади. Рядом с его кроватью установили телефон, и, пока он бодрствовал, добрую половину его времени занимали короткие, резкие разговоры о непонятных сделках и сложных махинациях. Другую половину он посвящал Янсену, который всегда столь уместно оказывался у босса под рукой, будто поселился прямо в больнице. По крайней мере, Пирсу казалось, что он точно прикупил здесь комнату.

Уивер выбирал наследника своей империи.

И пока его мозг был занят вопросами сохранения и приумножения его владений, тело восстанавливалось, как хорошо отлаженная самодостаточная машина. Вылез его первый зуб – это был клык. За ним довольно быстро прорезались остальные. Его волосы ощутимо потемнели; когда парикмахер пришел подравнять их, Уивер велел ему срезать всю седину и остался с ежиком таких черных волос, какими они, по его словам, были раньше. Его лицо округлилось, морщины разгладились, как воды озера в безветренный день. Тело стало мускулистым и полным энергии; вены больше не выделялись, просвечивая сквозь кожу тонкими нитями. Даже в его глаза будто синьки плеснули.

Лабораторные анализы только подтвердили то, что начал подозревать Пирс. Артериосклероз никогда не поражал эти вены; или, точнее, каким-то невероятным образом, все скопления бляшек рассосались сами собой. Почки работали превосходно. Сердце, словно помпа, работало, как никогда, мощно и бесперебойно. Не осталось и следа от кровоизлияния в мозг.