Дневник. 1873–1882. Том 2 - Дмитрий Милютин

Сегодня большой парадный обед в Белой зале в честь приехавшего на днях итальянского чрезвычайного посланника графа де Лонэ с извещением о вступлении нового короля Гумберта I на престол.

Папа Пий IX наконец оставил этот мир; давно пора. Конклав соберется в Риме, несмотря на сильную партию, настаивавшую на выборе другого пункта.

31 января. Вторник. Каждый день что-нибудь новое, изменяющее политическое положение. Султан противится вступлению английской эскадры в Босфор, может быть, именно вследствие нашего заявления о том, что оно заставит нас ввести войска в Константинополь. Другие морские державы приостановились испрашивать султанский фирман[7]. [Таким образом, англичане опять в дураках и, конечно, будут еще более вымещать на нас свою злобу.]

3 февраля. Пятница. Со вторника оставался я дома по болезни, что представляло немало затруднений, потому что каждый день государь присылал за мной и я должен был письменно сообщать ему свои мнения и соображения по поводу ежедневно получаемых телеграмм весьма тревожного свойства. Сегодня же государь сам удостоил меня своим посещением и просидел у меня около получаса. Его беспокоит нахальное вторжение английской эскадры в Мраморное море, вопреки протестам и просьбам султана. Сегодня, согласно с поданным мною мнением, еще раз сделана уступка Англии: несмотря на нарушение с ее стороны нейтралитета, мы снова заявили в Лондоне, что все-таки не займем Галлиполи, если только англичане не высадятся ни на одном пункте берега европейского или азиатского. Впрочем, не думаю, чтобы и эта уступка укротила бы воинственный азарт Биконсфильда.

4 февраля. Суббота. Здоровье мое позволило мне выехать сегодня к докладу. По обыкновению, был и князь Горчаков. Читали вслух донесение великого князя Николая Николаевича о переговорах и подписании конвенций: выговоренные условия в некоторых пунктах оказываются еще выгоднее для нас, чем было предположено. Между прочим, в статье о будущей автономии Болгарии вовсе исключено пребывание турецких войск в некоторых пунктах этой страны. Видно, что Порта признала себя вполне и окончательно побитою. Теперь ежедневно продолжается телеграфная переписка между нашим государем и султаном. Последний поставлен англичанами в безвыходное положение. Он всё еще надеется, что королева Виктория снизойдет к его мольбам и выведет эскадру из Мраморного моря; но отсюда ему беспощадно отвечают: «Тщетны твои надежды; английские суда не уйдут, а потому и мы вступим во что бы ни стало в твою столицу».

11 февраля. Суббота. В течение целой недели продолжались по-прежнему ежедневные совещания у государя с князем Горчаковым; но кроме него и меня еще прибавились наследник цесаревич и великий князь Владимир Александрович, приехавшие с Дуная 6-го числа. С каждым днем дела политические принимают всё более мрачный вид; Англия лезет в драку и, несмотря на нашу уступчивость, придумывает всё новые предлоги для разрыва. Лейярд доставляет в Лондон ложные известия, которыми Биконсфильд пользуется, чтобы возбуждать общественное мнение против России. Хотя в Адрианополе продолжаются переговоры между Игнатьевым и Савфет-пашой, а турки, исполняя добросовестно условия перемирия, очищают крепости на Дунае и Эрзерум, султан, подстрекаемый Лейярдом, ищет помощи Англии для возобновления борьбы с нами.

Великий князь Николай Николаевич до сих пор не решается преодолеть демаркационную линию, несмотря на телеграммы государя о вступлении в Константинополь. Я нахожу, что он поступает благоразумно, по возможности отдаляя катастрофу. Вступление наших войск в Царьград, несомненно, послужит сигналом для англичан и турок к возобновлению войны, и, таким образом, мы сами отречемся от громадных выгод, которые приобрели заключением предварительных условий мира и перемирия.

Вместо того чтобы ускорять, сколь возможно, созыв конференции, наш старец тянет дело и, решившись сам не ехать в Баден, до сих пор остается в недоумении, кого назначить представителем России. Преимущественно имеется в виду граф Шувалов; но в то же время опасаются его удаления из Лондона при настоящих натянутых отношениях. Из Лондона ожидается новый меморандум, который, по-видимому, имеет угрожающий характер, и может поэтому ускорить неизбежный разрыв с Англией, а вслед затем и с Австрией.

18 февраля. Суббота. Прошла еще целая неделя, и политический горизонт нисколько не разъяснился. Войска наши, с согласия султана, перешли через демаркационную линию, и главнокомандующий переехал в Сан-Стефано, под самые почти стены Константинополя. Там продолжаются переговоры Игнатьева с Савфет-пашой; но турки тянут дело, рассчитывая на конференции и подмогу Англии. Им объявлено, что Россия не согласится приступить к конференции, пока не подписан мирный договор с Портой. Игнатьеву дано знать, чтобы он не настаивал на уступке нам турецких броненосцев, так как это требование более всего встревожило не только Порту, но и англичан. В Англии продолжаются усиленно работы по вооружению. В Австрии также шевелятся; Совет министров намерен просить у палат экстраординарный кредит в 60 миллионов гульденов.

Князь Горчаков заболел; я видел его раз в постели; очень слаб и телом, и головой. Сегодня вместо него был с докладом у государя Гирс. Наш канцлер всё еще не теряет надежды поправиться и опять мечтает ехать на конгресс, который уже предлагает собрать в Берлине под председательством Бисмарка.

19 февраля. Воскресенье. Мир с Турцией подписан в Сан-Стефано! Общая радость и ликование!

Еще вчера вечером была телеграмма от великого князя Николая Николаевича о том, что турки по наущению Лейярда, поддерживаемого послами австро-венгерским и даже французским, нарочно затягивают переговоры и главное затруднение встречается в определении азиатской границы и денежного вознаграждения. Прочитав эту телеграмму, я уже приготовил было проект ответа в том смысле, чтобы разрешить Игнатьеву согласиться на некоторые уступки; но [каково было мое удивление, когда] встав сегодня утром, я нашел на своем столе шифрованную телеграмму великого князя и, немедленно разобрав ее, прочел следующие эксцентрические строки: «Крупно поговорив вечером с уполномоченными, переговоры пошли хорошо на лад»; а вслед за тем получил от государя телеграммы Игнатьева, извещавшие вчера же, что турки уступили нам всё, что предположено было приобрести на азиатской нашей границе, с включением и всего Баязетского санджака[8]. В 11 часу утра поехал я во дворец и нашел государя в отличном настроении. Он прочел мне несколько телеграмм, из которых видно, что Бисмарк склоняется к перенесению конгресса в Берлин, о чем сделано уже от нас предложение.

По поручению государя я заехал к канцлеру; нашел его уже сидящим в кресле; но голова так слаба, что он совсем не может связать двух идей. Тем не менее старик толкует о поездке своей в Берлин. «Je serai coulant[9], – говорит он, – но потребую самых широких полномочий».