Шалунья Нулгынэт - Мария Федотова

Увидела чернеющего в кустах тальника оленя. Приближаясь, заметила, что он подозрительно лохматый. Мой Санырыкан вдруг остановился как вкопанный, что-то почуял. Завертелся подо мной на одном месте. А тот чёрный, кого я поначалу приняла за оленя, встал на задние ноги, как человек!

Страшный, чёрный человек! Меня словно по голове ударило. Санырыкан попятился. Да и чёрный испугался, побежал, скрываясь в тальнике. И я только тут по-настоящему испугалась: «Это, кажется, лесной!» (Так называют у нас медведя.) Я повернула оленя и резво поскакала к маме. Пусть уже пастухи сами олешек собирают, а то мы с лесным друг друга боимся!

В начале весны тундра голая, кругом ни деревца, ни кустика. Олени нагружены поленьями для топки. Уток-гусей видимо-невидимо. Кажется, сам воздух звенит, дышит, играет. От звонких криков вся тундра трепещет. Я никогда не видела такого птичьего изобилия и верчусь во все стороны. Хочется рассмотреть птиц, поэтому слегка отстаю от своих.

Пёс Утикан вдруг начал драться с огромным гусем. Гусь сидит на собаке и злобно дерёт мех с её шкуры. Клочья шерсти так и летят во все стороны! Я подъехала ближе. Утикан взвыл от боли и радости, что я рядом, прыгнул ко мне. Вся морда в крови. Я испугалась за пса, припустила к остальным. Рассказала им о случившемся, а все почему-то рассмеялись. Мама сказала:

– Утикан ещё не видел гусей. Вот и познакомился. Другие-то собаки, видишь, учёные, и не лезут к ним.

– Почему брат на гусей не охотится? Их ведь много…

– В это время никто не охотится. У птиц детки маленькие.

– А осенью?

– Осенью можно.

– Гусиное мясо вкусное, – вздыхаю я.

– Так ты проголодалась? Погоди, немного осталось терпеть, доедем до бабушки Иргичэн, она покормит.

– А я и не знала, что у нас есть такая бабушка!

– Ой, грех! Не кричи имя громко, это я духа местности так называю, – шепнула мама.

Я оглянулась. Мне показалось, что кто-то нас слышит. А может, и видит? Оглядываюсь кругом: за каким пригорком скрывается дух бабушки Иргичэн?

Разбили стоянку в местности Иргичэн. Я играю неподалеку от берестяного чума, где мама что-то варит на костре. Пастухи спят, намаявшись ночью с оленями.

В нашу сторону, кажется, движутся двое – в тундре издалека всё видно. Для людей слишком крупные, на оленей непохожи, да и на всадников тоже. Я зову маму.

– Лоси, лоси в тундре! Беги, буди брата! – кричит мама.

Я забежала в чум, дёргаю брата за ноги:

– Эй, вставай! Лоси в тундре!

Брат сердито хлопает сонными глазами:

– Не мешай спать!

Завернулся в одеяло, голову закутал.

Я соображаю: наверное, лоси – это что-то страшное. Не зря же мама будить отправила!

– Вставай, лентяй! Мама велела встать – лоси в тундре! – я чуть не плачу.

– Э-э, о чём ты говоришь?

– Лоси в тундре! Вставай! – уже кричу изо всех сил.

– Ладно, только не ори так, встаю уже…

В это время слышится звук выстрела. Затем другой, третий… Я выскочила на улицу.

– Мама, в кого стреляешь?

Вглядываюсь туда, куда смотрит мать. Тех двоих нет и в помине.

– В лося стреляла. Один ушёл. Пусть, – сказала мама радостно. – Зато во второго попала. Хорошо, что появились, как раз мяса нет. Это ты, дочка, поохотилась зоркими глазами!

Мама меня поцеловала. Я подпрыгиваю, пытаясь увидеть застреленного лося. Из чума выбежали опоздавшие пастухи.

– Кто стрелял?

Мама громко щелкнула ружейным затвором.

– Э-э, лоси! Лоси в тундре, – отвечаю гордо. – Это я глазами охотилась!

– Чего заладила – «в тундре» да «в тундре», глупышка, – ворчит брат. – Сказала бы просто «лоси», и всё!

Посадил меня на плечо, и я увидела что-то тёмное в том месте, где шагали те двое.

…Ох и вкусное, ох и жирное было мясо! «Давно такого не ели», – хвалили пастухи. Говорили, что я славная охотница!

Однажды приехали в странное место, полное красивых пёстрых камней. Я собираю их по цветам. Светлые блестящие камешки называю сахаром и делаю вид, что ем их. На больших валунах «езжу», как на оленях. Строю белый, зелёный, коричневый домики. В коричневых у меня живут волки и медведи. В белом живу я сама. Перед тем, как идти спать, украшаю свою «деревню» красноватыми камешками. Оставляю сторожить белого каменного пса. Говорю ему:

– Хорошо охраняй!

Обещаю принести вкусную косточку, глажу по «голове».

Утром в нетерпении спешу к игрушкам. А их нет! Забрал кто-то. Плача, бегу домой. – Кто мои игрушки спрятал?!

– Эге, сестричка, вчера я видел геологов. Наверное, они взяли твои камни, – предположил брат.

Я возмущена.

– Они что – других не могут найти? Пусть отдают мои игрушки обратно!

Брат меня жалеет.

– В гости звали. Не плачь, я с ними поговорю.

Весь день жду брата. К вечеру он привёл русского дяденьку. Я побежала навстречу:

– Почему так долго? Камни, что ли, друг у друга отбирали?

– Кто же дерется из-за камней? – засмеялся брат. – На, вот тебе за твои камушки, – дал мне что-то, завернутое в бумагу. Я хотела развернуть, но незнакомый неприятный запах ударил в ноздри, и я от неожиданности уронила пакет на землю. Брат поднял пакет. Удивительно: в нём оказались маленькие человечки и зверюшки! Мягкие и свистят, как птички! Попробовала на зуб – кажется, пустые внутри.

– Почему оленей нет? – спросила я строго. – У меня много каменных оленей было! Назад их верните. Скажи ему, – велела брату.

Он перевел. Русский рассмеялся и что-то достал из кармана.

– Это мячик, – подал что-то яркое, круглое, с узором. Я взяла осторожно. А вдруг какая-то хитрая штучка? Но нет, он действительно походил на тот, что обычно шила мне из меха мама.

Я подбросила подаренный мяч. Он подпрыгнул, оттолкнулся от земли так весело и ловко, что я забыла об оленях и других игрушках. Играла в мячик почти до ночи! Остальными свистела. Подкравшись к чьему-нибудь уху, нажимала на игрушку, и та – пи-пи-и-и-и! – свиристела, как попавшая в петлю птаха. Человека брала оторопь, а я отбегала подальше и хохотала до упаду. Всем надоела своими свистульками, у мамы даже голова разболелась. Брат начал на меня сердито покрикивать. А я перед сном тайком сунула игрушки под постели. Свист, вопли, гомон! То-то было веселья! Все на меня разозлились, я устала от смеха и уснула.