Отстрел непуганых мужчин - Александра Авророва

Она передернула плечами:

— Ну, во-первых, для практики, а во-вторых, уж очень хотелось поставить на место этого зазнайку.

Ответ меня изумил.

— Я не заметила, чтоб он был зазнайка, — возразила я. — Вот Леша, тот да. Тот о себе мнит. А он, по-моему, нет.

— Не будь наивной, — довольно раздраженно бросила Бэби. — Он просто умнее. Леша — валенок, у него что на уме, то и на языке. Тоже мне, проблема! А вот он… вот это орешек крепкий. Ах, он такой интеллигентный, ах, он такой ироничный! А в глубине души мнит о себе побольше всякого, ты уж мне поверь.

Страшная мысль зародилась у меня в мозгу.

— Ты… ты это о ком?

— О Мите, разумеется, о ком же еще?

Настроение мое испортилось. Не такая уж я дура, чтобы кое-что не понять. Значит, у подруги с самого начала на уме один Митя, а Петр Михайлович — это так, покорное орудие. Вот и сейчас она не называла имени, а подразумевала-то того единственного, кто ее действительно интересует. И кто интересует меня. Только я прекрасно знаю, которая из нас более привлекательна, да к тому же лучше умеет добиваться своего. Зачем мужчине я, если он нравится Бэби? Я, конечно, не урод, но ничего особенного во мне нет. Не то, что в ней.

С другой стороны, в поезде явно казалось, что Митя отдает предпочтение мне. Он много со мной разговаривал и так смотрел… Хотя, возможно, мне это мнилось? Просто он вел себя, как воспитанный человек. Я перебрала в памяти различные мелкие эпизоды. Пожалуй, ничего, что определенно утверждало бы — за мною ухаживают, — в них не было. Мне чудилось, что было, а на самом деле не было. И, кстати… кстати, поселением в нашем чудесном уголке мы обязаны не мне, а моей подруге. Митя сказал ей: «Вы хотите здесь жить, Аня? Значит, будете». И сделал, что обещал. Ради нее. Значит…

Я не стала додумывать до конца, чтобы не расстраиваться слишком сильно, надела купальник, и мы пошли на пляж.

Однако стоило мне сделать несколько шагов, как глазам моим предстало ужасающее зрелище. Мальчишка лет десяти, отвратительно хрюкая от восторга, связывал голубю ноги. Я существо кроткое, но иногда завожусь с полуоборота, и здесь был именно такой случай.

— А ну, прекрати! — гаркнула я.

— А чо? — недовольно пробубнил он, слегка обернувшись.

— Не чо, а нечего мучить птицу. Отпусти сейчас же!

— А чо?

Не выдержав, я отпихнула мерзкого подростка и взглянула на голубя. Так и есть, успел-таки связать, садист! Сколько раз в городе мне приходилось видеть тягостные последствия подобных развлечений. Уж лучше сразу убить животное, чем обрекать на медленную смерть.

Правда, в данной ситуации горю еще можно было помочь.

— Принеси ножницы, — попросила я Бэби.

— Я бы на твоем месте не лезла, — предупредила она. — Он тебе все руки исклюет.

— Ну и пусть!

В тот момент мне это было безразлично.

Бэби, разумеется, оказалась права. Несмотря на то, что она держала голубя махровым полотенцем, неблагодарный умудрился исклевать меня до крови. Тем не менее, я разрезала путы, и он улетел.

— Другого поймаю, — самодовольно заявил мальчишка, с интересом меня озиравший.

— Вот именно, — подчеркнула Бэби. — Не вижу в твоем вмешательстве никакого смысла. Такой поймает, сто процентов.

Только и я иногда могу быть умной.

— Хочешь пятьдесят рублей? — поинтересовалась я.

— Хочу. А чо надо?

— Вот не будешь до конца смены мучить животных, и через две недели получишь полтинник.

— Сотню, — подумав, твердо поправил подросток.

Бэби кивнула:

— Ладно, сотню. Смотри, попытаешься обмануть — голову оторвем.

Наш собеседник лишь хмыкнул, почесал грязной рукой не менее грязную голую спину и нырнул в домик два-а, на пороге которого сидела женщина лет сорока с книгой в руках.

— Это ваш? — осведомилась Бэби.

— А? — неохотно подняла голову та.

— Это ваш сын?

— Максимка? Да, мой.

— Он связал голубю ноги, — накляузничала я.

— Да? — без малейшего интереса, словно из вежливости чуть подняла брови женщина и вернулась к чтению.

Бэби пожала плечами и отправилась в нашу комнату за йодом, смазать мне руки. И тут я обнаружила, что дурацкая сцена имела еще одного зрителя. Под пальмой стоял Леша и смотрел на меня так, словно я была каким-то экзотическим зверем, например, слоном, и он с некоторым потрясением, почти с восторгом наблюдает за его удивительными повадками. «Ну надо же, у слонов и вправду имеется хобот, и они умеют таскать им бревна! Интересно, зачем они это делают? Не увидел бы своими глазами, ни за что бы не поверил! Во мне позавидуют, что я такое видел!» Нечто подобное прямо-таки читалось на толстом самодовольном лице.

— Слушай, — оживленно хихикая, спросил этот странный тип, — ты чо, голубей любишь?

— Терпеть не могу, — честно призналась я.

Я их и впрямь не люблю. Они представляются мне ленивыми и глупыми. Вот воробушки, те милые, а голуби — совершенно непривлекательные твари.

— Слушай, — продолжил Леша, восторг которого не прекращался, — а зачем ты тогда… как бы это… а?

Я холодно осведомилась:

— Что как бы это?

— Ну… вон… вон, как бы руки из-за него все в крови… ты чо, а?

— А вам бы понравилось, если б вам связали ноги, а вы не могли их развязать? — не без раздражения ответила я. Зачем спрашивать об очевидных вещах, правда?

Похоже, я сумела поставить собеседника в тупик.

— Мне? — опешил он. — Мне нет. А при чем тут я? Я-то при чем?

— Вот и голубю тоже не понравилось. И мне бы не понравилось. Я его и развязала.

— Но… но ты ж их как бы не любишь…

Мне очень захотелось сообщить, что, во-первых, не как бы не люблю, а на самом деле, а во-вторых, его, например, я тоже не люблю, а при случае помогла бы, так чем голубь хуже? Однако хамить старшим я не приучена и потому промолчала. Леша все равно слегка сник, его оживление прошло, и появившемуся на пороге Мите он сообщил словно бы с некоторым упреком в мой адрес:

— Митька, вон ее исклевал голубь, когда она развязывала ему ноги. А она голубей не любит.

— Юные барышни часто бывают весьма романтичны, — улыбнулся тот. — Что и придает им особую привлекательность. Оля, вам йод принести?

— Да Бэби принесет! — не выдержала я. — Столько шума на пустом месте. Можно подумать, несчастная птица вырвала у меня фунт мяса. Мы идем на пляж, а вы?

— И мы. Петр, ты готов?