Полуночное солнце - Рэмси Кэмпбелл

Бену показалось, что она преувеличивает. Она поблагодарила полицейского и проследила, чтобы тот закрыл за собой калитку.

– Иди наверх, – вот и все, что она сказала Бену, взмахивая руками, словно от этого он мог бы взлететь на второй этаж.

Держась за перила, он дотащился до ванной комнаты, где крышка унитаза была замаскирована белыми перьями, в полусне принялся чистить зубы и понял, что таращится на свое отражение в зеркале. Собственное худощавое лицо показалось нереальным, словно маска: голубые со стальным блеском глаза запали от усталости, бледный рот с искусанными губами разделяла ровно пополам тень от острого носа, светлые волосы с серебристым отливом топорщились во все стороны над большими ушами. Он все еще размышлял, что же должно означать это зрелище, когда в ванную торопливо вошла тетя, чтобы его причесать. Расческа скребла по коже и дергала за волосы, но даже это не помогло взбодриться. Он поплелся в свою комнату, кое-как застегнул пижаму, забрался под одеяло, и его веки сомкнулись раньше, чем голова коснулась подушки.

Его разбудили полуденное солнце и хриплое пение большой шарманки. Он прикрыл глаза рукой, наслаждаясь неспешным возвращением в реальность и ощущением, что можно валяться так сколько угодно, понемногу узнавая в этих звуках мелодию фургона с мороженым. Она понемногу затихала, удалялась, наконец угасла, словно искра, и только тут он осознал, что не слышит в доме свою тетю.

Он вскочил, оттолкнувшись от кровати с такой силой, что затряслись руки, и бросился вниз по лестнице, в надежде, что его громкий топот вызовет ответ с ее стороны. Ее не оказалось в кухне, только плита и металлическая раковина сверкали, как будто она начистила их минуту назад; ее не было в столовой, только черные стулья стояли, выпрямив спинки, вокруг пустого черного стола, над которым висели в рамках коричневатые фотографии с морскими видами Норфолка; ее не было и в гостиной, только радиоприемник застыл на верху вращающейся книжной полки.

Обычно этот приемник, сделанный из грязно-белого пластика, напоминал Бену тостер-переросток, но сейчас он как будто превратился в воплощение той тишины, что стояла в доме, – ему представилось сердце, переставшее биться. Он во все глаза смотрел на приемник, боясь пошевелиться, когда сверху послышался звук: придушенный всхрап, вдруг оборвавшийся.

Должно быть, она тоже проспала, как и он. Ему не полагается заходить в ее спальню, но она же не станет возмущаться, если он принесет ей чашку чаю. Он поставил чайник в раковину, послушал, как звон струи из-под крана становится все глуше. Проследил, как закипает чайник, и схватил его за ручку, как только крышка начала подрагивать, залил кипятком ложку чая в заварочном чайнике, заставив себя терпеть, когда пар обжег пальцы. Наверняка она уже не так сильно на него сердится. Он пошел наверх, поднимаясь на каждую ступеньку с одной и той же ноги, чтобы не расплескать наполненную до краев чашку на блюдце, и добравшись до двери тетушки, робко постучал по косяку. Когда на его долгий стук не последовало ответа, он опустил чашку с блюдцем на пол и чуть приоткрыл дверь.

В этой комнате было теплее, чем у него, словно ее убранство – стеганое одеяло, свешивавшееся с обеих сторон кровати до самого пола, маленькие подушечки на туалетном столике, ощетинившиеся шляпными булавками, мягкое кресло, уставившееся на свое отражение поверх булавок, – источало собственный жар. Его тетушка свернулась клубочком под стеганым одеялом, отчего казалась сейчас меньше обычного. Лицо ее приобрело сероватый оттенок и расплылось из-за расслабленно отвисшей челюсти, по которой сползала струйка слюны. Бен не смог определить, дышит ли она.

Затем она всхрапнула и закрыла рот, ее веки дрогнули, открываясь. Увидев Бена, она тут же села на кровати, завернувшись в одеяло и торопливо утирая подбородок тыльной стороной ладони.

– Тетя, я заварил тебе чай, – с запинкой пробормотал он.

Пока он донес чашку до кровати, она успела накинуть на себя кофточку и надеть очки. Ее примятые кудряшки понемногу расправлялись, но лицо все еще выглядело более серым, чем обычно.

– Оставь на маленьком столике, – сказала она, когда он попытался дать ей чашку на блюдце прямо в руки. – Будь хорошим мальчиком, ступай к себе, пока я не встану.

Возможно, она еще не до конца проснулась и поэтому говорила как-то невнятно, но его это напугало.

– Тетя, ты хорошо себя чувствуешь?

Она поднесла руку ко лбу, словно определяя температуру у себя самой.

– Надеюсь, теперь уже да. Но не смей больше расстраивать меня так, как это было вчера, ты меня понимаешь?

– Я больше никогда не буду, – пообещал Бен и вышел из спальни.

Если она умрет, он останется совсем один, и куда ему тогда идти? Чтобы отвлечься от подобных мыслей, он принялся прибирать в комнате, расставляя в ряд на подоконнике модели машинок, которые неизменно получал в подарок на Рождество с тех пор, как ему исполнилось три года. В памяти возникли морозные узоры на окнах и искры от горящей оберточной бумаги, улетающие в дымоход.

Он отнес вниз, в гостиную, стопку своих книг. Развязал бечевку, и книги как будто с облегчением расправили обложки: и сказки Андерсена, подаренные отцом, и ежегодные сборники библиотеки приключений от тетушки. Самой лучшей из них, потому что до сих пор оставалась совершенной загадкой, была последняя книга Эдварда Стерлинга «О полуночном солнце».

Он только начал переворачивать страницы, когда в комнату спустилась тетя.

– Не заталкивай в мой книжный шкаф слишком много томов, а то он потеряет вид. Мы же не хотим, чтобы люди подумали, будто наша мебель куплена на распродаже? – сказала она и нахмурилась при виде книги в его руках. – А это что за старье? Не нужна она тебе. Там наверняка полно микробов.

Бен пожал плечами.

– Но, тетя, она мне очень даже нужна. Ведь эту книгу написал прадедушка. А дедушка подарил мне и сказал, что нужно время от времени пытаться ее читать, пока не откроется смысл.

– В ней нет никакого смысла, Бен. Хорошие мальчики должны читать такие книги, какие я тебе подарила. А в этой нет ничего, кроме сказок, сочиненных людьми, которым понадобился Эдвард Стерлинг, чтобы их записать, потому что сами они не умели. Мерзкие сказочки, некоторые похожи на Ганса Андерсена, только еще хуже. И примерно из тех же краев. – Она протянула руку, и он заметил, что та у нее слегка дрожит. – Если эта книга так тебе дорога, я сохраню ее. И это будет особый тебе подарок, когда я решу, что ты уже достаточно взрослый.

– Но ее можно поставить в шкаф, чтобы