Красивый, богатый, свободный... - Никки Логан

– Опыт показывает, именно так и происходит.

Высокомерие. Вседозволенность.

Эйден наклонил голову. Что-то недоброе мелькнуло в его лице.

– У вас неправильный опыт.

Таш рассмеялась:

– Трудно не согласиться.

Последние четыре года средней школы она успешно отбивала атаки мальчиков, которые думали, что ее одежда хиппи отражает жизненные ценности. После школы мужчины хотели заполучить представительницу нетрадиционной художественной школы на свою стену трофеев. А потом Кайл…

– Ланч. И все.

Эйден посмотрел на нее сверху вниз, презрительно изогнув губы.

– Пока вы не скажете мне иное.

Уфф. Такая тонкая граница между самоуверенностью и самодовольством. К первому она не могла не чувствовать притяжения, от другого хотелось бежать. У нее было достаточно высокомерных мужчин. Таш бросила испепеляющий взгляд и повернулась к выходу. В хорошо вымытом стекле фасада увидела отражение его улыбки. Легкой. Искренней.

А улыбка у него красивая, подумала ненароком.

Они остановились у кафе «Утренняя заря», вероятно лучше подходящем для завтрака, но нищие не выбирают. Эйден предпочел столик в глубине.

– Итак, мой отец и ваша мать знают друг друга?

Вопрос врасплох. Таш не ожидала.

– Знали. – Таш откашлялась. – Мама умерла в прошлом году.

Эйден нахмурился:

– Сожалею. Не знал.

– Откуда вам было знать.

– Как они познакомились?

– Учились вместе в университете.

Правда. Но не вся. Остальным она не может поделиться. Это не ее тайна.

– Значит, ваша и моя мама могли знать друг друга. Мои родители встретились именно там. Впрочем, мать бросила учебу до выпуска, поэтому, возможно, и нет.

Таш затаила дыхание и ухватилась за возможность сменить тему.

– Она не окончила университет?

Эйден улыбнулся официанту, который принес им кофе.

– Боюсь, по моей вине. Университеты тогда не приветствовали создание семей. Мои бабушка и дедушка забрали ее оттуда, когда она забеременела.

– И она не окончила?

– Полагаю, воспитание ребенка и роль жены подающего надежды администратора заполнили ее жизнь. – Его взгляд затуманился. – Она многим пожертвовала ради меня.

– Вы же ее сын.

– Я все равно благодарен.

Таш не хотелось давать ему лишние очки за то, что он оказался приличным человеком, или отвечать на его открытость и продолжала ненавидеть самовлюбленного красавчика.

– Вы говорили ей это?

Эйден взглянул на нее, она обнаружила, что ее притягивает природное любопытство в его бездонных глазах. Открываться до известной степени она не рискнула бы.

– Первое, о чем жалела, когда потеряла маму, – я не поблагодарила ее.

За жизнь. За возможности. За любовь. Каждый день.

Его взгляд смягчился.

– Она знает.

Он говорит о своей маме или о моей?

Таш протянула ему меню.

– Так вы серьезно о поджаренном?..

– Вы натуральная блондинка? – спросил он одновременно.

Меню застыло в ее пальцах. Но он заторопился, будто понимая, как плохо она воспримет этот вопрос.

– Все дело в ваших глазах, я думал, светлые волосы и карие глаза генетически невозможны.

Охвативший ее холод чуть-чуть отпустил, удалось-таки положить меню на его стороне стола. Его взгляд скользнул по ней.

– Если это не контактные линзы?

– И то и другое у меня от рождения. Такое случается.

Таш принялась изучать меню. Эйдену было все равно, что заказывать. На встрече перед этим был легкий завтрак, он не голоден. Зато жаждет информации.

Ее мать умерла. Понятно, почему эта женщина не появляется на сцене, препятствуя свиданиям дочери с мужчиной, который вдвое старше. Может быть, это объясняет и уязвимость в ее взгляде. Но этого недостаточно. Он медленно продвигался к тому, что хотел знать.

– Вы были стеклодувом всю свою жизнь?

Таш достаточно молода для профессионала, мастера. Выглядит на двадцать с небольшим. Свежая. Почти невинная. Правда, внешность обманчива. Она достаточно взрослая и к тому же имеет репутацию в художественных кругах, а также понимает, что внешностью деньги можно заработать быстрее, чем продавать вазы.

– Двенадцать лет. Мы ходили в стеклодувную мастерскую, когда я училась в школе, мне там так понравилось. Сначала было хобби, но после школы я занялась этим профессионально.

– А высшее образование?

– Я была слишком занята приобретением собственной мастерской и ведением дел.

– Прекрасное место, – намекнул он. – Гранты на искусство нынче по идее довольно приличны.

Таш поджала губы.

– Не знаю. У меня не было ни одного в течение многих лет.

Эйден внимательно изучал ее.

– Вы на полной самоокупаемости от продаж?

– Я торговала предметами в розницу на мастерскую, пока не утвердилась в ремесле, чтобы продавать на коммерческой основе по заказам.

– Значит, где-то есть сумасшедший коллекционер произведений Таш Синклер, дом которого полон стеклянных морских коньков?

Она пожала плечами.

– У него было пустое коммерческое пространство, а у меня инвестиционный потенциал. Наши лодки пошли вместе.

– Ах, меценат. – Конечно.

Ее глаза на мгновение потемнели, затем она отвела взгляд.

– В то время. Теперь он мэр.

Кайл Жарден. Эйден знал этого человека. Большая рыба, маленький пруд. Всегда слишком доволен собой, учитывая то немногое, чего он на самом деле добился в жизни. Государственный чиновник среднего звена. Точно не тот человек, на которого бы клюнула темпераментная интриганка-золотоискательница.

– Солидный покровитель.

Губы Таш скривились.

– Достаточно солидный, чтобы перестать поддерживать, выставив свою кандидатуру на выборах.

Ага, теперь она клюнула на его отца… Таш отбросила волосы назад.

– Кроме того, он предоставил мне свободу, и я поняла, что могу стоять на ногах. Да, я на самоокупаемости вот уже два года. У меня есть мастерская благодаря ему, дом благодаря маме. Я могу устанавливать свои цены и ставить на стол что-то лучшее, чем лапша быстрого приготовления, благодаря моей привычке работать со стеклом семь дней в неделю.

– И благодаря вашей репутации. Ваши изделия не дешевы.