Части ее тела - Юлия Александровна Лавряшина

напялить на него колпак с бубенчиками. Как-то он стащил у нашей классной банку сгущенки, а открывашки не нашел и пронзил крышку ножом. И в этот момент учительница как раз и вернулась в класс… Серега не придумал ничего лучшего, чем рвануть в коридор ей навстречу, держа в руке нож с перевернутой банкой, из которой уже стекали липкие струйки. Весь пол в классе и даже некоторые рюкзаки оказались залиты сгущенкой, а Серега неделю не появлялся в школе.

В другой раз этот дурень притащил в класс кока-колу, только почему-то в термосе. Может, под чай маскировал ее, чтобы никто из учителей не привязался с лекцией о вреде газировки? Какие процессы происходили внутри термоса, мне даже представить трудно, но когда Серега открыл его, кола рванула наружу таким мощным фонтаном, что впечаталась в потолок. До дня последнего звонка там темнело пятно, похожее на раздавленного гигантского паука.

Только Сережки уже не было с нами в тот день: Малышенкова выгнали из школы, не допустив до ЕГЭ за его расистские высказывания в безобидном сочинении. Надо было додуматься, а?!

А теперь этот дурачок сам, похоже, стал добычей скинхедов, к которым по скудоумию потянулся, посчитав единомышленниками. И они, возможно, шли по его следу. Я видела: Артур готов волосы рвать от отчаяния, ведь, по сути, это он подставил мальчишку, и мы оба это знали. Конечно, Серега сам знал, что с ним за столом сидит следователь, и нечего было трепаться при Логове об убийстве, если не готов был помочь раскрыть его. Но у него вечно мысль не поспевала за языком…

Остановившись возле машины, Артур огляделся, будто еще надеялся увидеть своего единственного свидетеля, и вдруг произнес с неподражаемой интонацией харизматичного Брайана Крэнстона в сериале «Во все тяжкие»:

– Ссыкло.

Вряд ли этот эпизод вспомнился ему сейчас, просто внутреннее состояние совпало. И я сразу поняла, о чем он думал: Сережка струсил, сбежал, залег на дно, лишь бы не выходить на честный бой с Матросом. Не был Малышенков бойцом – мне ли этого не знать? Я же сама помогла ему сбежать из больницы, чтобы не пришлось заявлять в глаза врачу, что электросудорожной терапии не будет… Это я показала ему, как справляться с угрозой для жизни – бежать куда глаза глядят. Только сейчас он не мог укрыться даже у меня, как в прошлом, ведь там Артур нашел бы его и за шкирку притащил в допросную…

– Я позвоню его маме.

– А смысл? – Артур произнес это так, словно сплюнул. – Уж кто не сдаст его точно – это мать. Только я не думаю, что он рванул к ней… Ее адрес нам известен.

Он вопросительно взглянул на меня, и я кивнула.

– Можем наведаться, конечно… Но туда он пойдет, если только совсем тупой. Он – тупой?

Я позволила себе только вздохнуть, что тут скажешь… Этого Артуру хватило, чтобы пока не вычеркивать адрес Сережкиной матери из списка. Собственно, пока он состоял из одного пункта, куда мы и поехали. Теперь я сидела с Артуром рядом как обычно, и к нему вернулась обычная уверенность, позволившая гнать так, что машины, которые он обгонял, будто сами испуганно отпрыгивали. Так что до улицы Бориса Галушкина, где жила его мама, мы добрались за какие-то десять минут, что в Москве среди бела дня вообще невозможно.

Только в квартире на третьем этаже нам никто не открыл. Там было пусто или мама с сыном затаились за дверью. В их измененном сознании и мы, и бритоголовые парни скалились одинаково опасными чудищами, которым добровольно они решили не сдаваться. А ломать дверь Артур не собирался… По крайней мере, пока.

– Посажу тут человека, пусть последит, – пробормотал он, когда мы вернулись в машину, и начал кому-то звонить.

К этому моменту я вспомнила, что после того, как мы наведывались в наш будущий собачий приют в поселке Образцово, Серега иногда заезжал к деду в Королев. Пустующий особняк моего покойного отца, который я собиралась заселить бездомными животными и женщинами, сбежавшими с детьми от жестоких мужей, находился буквально по соседству, пешком можно дойти. Лабиринт улиц, обрамленных живыми или каменными оградами, выводит в разные города: из Щелкова ты через десять метров попадаешь в Ивантеевку, а повернув в другую сторону, оказываешься в Королеве. Это путает, но забавляет.

Мне нравится бродить там часами, мечтая, как вскоре это место станет для меня средоточием жизни. И добрая собачья энергетика вытеснит все тягостное, что связано с усадьбой моего покойного отца. Но хотя все необходимые разрешения на открытие приюта я получила, он все еще остается прекрасным прожектом, потому что Никите не удается продать свою квартиру, а других денег на обустройство у нас нет. И не ожидается…

Это препятствие стало полной неожиданностью: никто из нас не сомневался, что квартиры в центре Москвы уходят влет. Никита уверял, будто запросил не самую высокую цену, да мне и самой не хотелось, чтобы он продешевил, – денег от продажи нам должно было хватить надолго. Из этой суммы часть ушла бы на ту мифическую недорогую студию, которую Ивашин хотел купить себе для жизни, ведь каждый день добираться на работу из Подмосковья стало бы мукой мученической – машину-то он не мог водить с одним глазом.

Я тоже не собиралась переселяться в Образцово совсем, хоть мне и нравилось там просто безумно: свежий простор, сплетение двух извилистых рек – Учи и Клязьмы, намоленный белостенный храм восемнадцатого века с темными, не помпезными куполами, высокое небо, которое прояснялось куда чаще, чем в столице. Там царил удивительный дух русской вольности, давно изжитый в городах, поэтому с тех пор, как я начала писать рассказы, меня тянуло в Образцово все чаще: набродиться по неухоженным растрепанным рощицам, поболтать с утками, больше не улетающими на зиму, позаглядывать в чужие дворики – здесь еще остались старенькие, облупившиеся дома с мезонинами, хранившие чеховские мотивы.

Но расстаться с квартирой, где жили мы с мамой, я была пока не готова…

* * *

Чтобы не спугнуть Сережку, если он и вправду прятался в доме, где убили моих отца и сестру, Артур оставил машину возле храма, и мы отправились пешком. Отцовский коттедж, ауру которого я намеревалась очистить с помощью безгрешных животных, стоял особняком от других домов, поэтому всплески собачьего лая в будущем никого не могли потревожить. Дом был огромным, а территория участка – не меньше гектара, так что Сереге было где укрыться от нас. Но мы надеялись обнаружить его присутствие…

– Ты