Последний характерник - Валерий Федорович Евтушенко

Но паны ляхи не привыкли в таких делах торопиться. Сейчас не спеша съедутся, попируют, потом начнутся дебаты, которые могут длиться месяцами, — ответил тот, пожав плечами.

Об этой привычке польских магнатов неспешно решать дела большой государственной важности, знал и запорожский гетман, поэтому, выждав для приличия две недели, он 15 ноября направил сейму полуультимативное письмо, в котором, не скрывая раздражения писал, что порывать отношений с Короной он не хочет и новых военных действий не желает. «Но если ваша милость начнете новую войну против нас, — звучала в письме легкая угроза — то это за знак, что вы не хотите иметь нас своими слугами».

Присутствие огромной казацкой армии на границе оставшейся без вооруженной защиты Малой Польши заставило делегатов сейма ускорить выборы короля, и в ответ на свое письмо гетман уже 19 ноября получил послание сейма с известием об избрании королем Яна Казимира. Одновременно к нему поступил и приказ лично от короля отступить от Замостья. Повинуясь воле государя, Хмельницкий отвел свои войска на Украйну, установив линию разграничения по реке Горыни.

Война окончилась, но еще осталось согласовать условия мирного договора с Войском Запорожским, чем должна была заняться специальная комиссия во главе с Адамом Киселем. Однако Серко и Верныдуба это уже мало волновало, так как вынужденное «варшавское сидение» закончилось, и путь на Украину для них был открыт.

Глава третья

Мурафа

Путь от Варшавы до Львова занял у казаков не много времени. Местность вокруг Люблина и Хельма войной затронута не была, а следы боевых действий у Замостья и Львова, хотя еще местами сохранились, но никакого хаоса или беспорядка не наблюдалось: посполитый люд вернулся к своим обычным трудовым занятиям, шляхта большей частью проводила время в корчме за кубком медовухи или кружкой пива. О Хмельницком уже мало кто вспоминал, как будто его войска и не проходили здесь всего месяц назад. Серко всегда удивляла эта особенность польского характера легко относиться ко всякого рода превратностям судьбы и очень быстро забывать о них.

Хотя запорожский гетман установил линию разграничения по реке Горынь, но если граница от Звягеля до Збаража в равной степени признавалась и поляками, и казаками, то местность между Каменцем и Баром каждая сторона считала своей. Фактически же это была ничейная территория, на которой хозяйничали так называемые левенцы, а проще говоря, местные опрышки, которые не признавали над собой власти Речи Посполитой, но, в то же время, не присоединялись и к запорожскому гетману, сохраняя своеобразную автономию. Это были в основном галицийские и молдавские повстанцы, формально подчинявшиеся Семену Высочану, но он в их деятельность фактически не вникал. Казацкие полковники, которым эта территория была подконтрольна, тоже не обращали на опрышков особого внимания, предоставив им почти полную самостоятельность. Но вот у поляков они стали все больше вызывать обоснованное раздражение тем, что препятствовали местным магнатам возвращаться в свои имения, и гарнизон польских войск, расквартированный в Каменце, уже несколько раз направлял сюда карательные отряды против левенцов.

Серко с Верныдубом, не испытывая проблем с надежностью своих документов в пределах Речи Посполитой, все же опасались, что писем Мазарини и де Конде в качестве пропуска и верительных грамот, как для местных опрышков, так и для казаков, может оказаться недостаточно. Поэтому они старались избегать встреч с конными разъездами и тех, и других. Иногда Серко даже приходилось в таких случаях напускать на них морок или отводить глаза. Приятели уже надеялись, что и до Мурафы они доберутся без приключений, когда неожиданное происшествие едва не нарушило их планы.

Подъезжая к Гусятину, небольшому городку, раскинувшемуся в живописной местности на берегу реки Збруч, казаки вдруг услышали отзвуки ружейной стрельбы, а еще через несколько минут увидели столб дыма, поднимающийся из какой-то загоревшейся постройки.

— Кажется, там идет бой, — сказал Остап, — что будем делать?

Серко прислушался. Ружейный огонь не был особенно интенсивным, похоже, что стычка произошла между примерно равными по численности противниками и с обеих сторон их было не очень много, всего несколько десятков.

— Давай подъедем ближе, а там посмотрим, — предложил он Верныдубу. — Скорее всего, тут идет бой между казаками и ляхами. А вдруг нашим потребуется помощь!

Они пустили коней в галоп и уже спустя десять минут оказались в городе. Действительно, на площади перед городской управой находилось полсотни польских жолнеров, ведущих огонь из ружей по ее окнам. Осажденные, которых было явно меньше, отвечали им также ружейными выстрелами из окон, но человек десять солдат уже сумели подобраться к дверям здания и пытались их взломать. Рядом с управой загорелись несколько домов местных жителей и огонь с минуты на минуту грозил перекинуться на нее. Положение для осажденных складывалось критическим.

— Ну, что же, — с сарказмом сказал Остап, вынимая саблю из ножен, — так и будем стоять, и ждать пока те не сгорят заживо?

— Подожди, — ответил ему Иван, — время еще есть, а геройски погибнуть всегда успеем.

Он повернул на пальце кольцо Горпыны, с которым никогда не расставался, и сосредоточился, входя в состояние транса. Иван давно не применял свое особое искусство, которому научился у Киритина и старой чаровницы, поэтому никак не мог достигнуть полного сосредоточения. Минута шла за минутой и Верныдуб уже начал горячить коня, не полагаясь на чары друга, когда внезапно на глазах у изумленных и испуганных жолнеров на площадь ворвалась полусотня конных казаков с саблями наголо. Тульпы выглядели настолько правдоподобно и реально, что в первое мгновение даже Верныдуб подумал, что это настоящие запорожцы. Оторопевшие жолнеры, завидя летящих на них с обнаженными клинками всадников, произвели несколько выстрелов и бросились наутек. Остап для пущей убедительности выстрелил вслед им из ружья и пистолетов. Осажденные с криками радости выскочили из управы и бросились вдогонку за отстреливающимися на бегу жолнерами. Иван, выйдя из состояния транса, тоже вместе с Верныдубом стал преследовать убегающих во все лопатки поляков. Однако, те удирали столь стремительно, что вскоре преследователи возвратились назад, тем более, что казацкая полусотня так удачно ворвавшаяся в город в самый критический момент, тоже куда — то исчезла, словно ее и не было. Подъехав назад к управе, Иван заметил, что почти у самого входа в нее на земле лежит человек, с окровавленным лицом. Видимо случайная пуля, выпущенная кем — то из поляков, попала в него, когда он выбегал на улицу. Несколько человек столпились вокруг, но, похоже, лекарей среди них не было. Спрыгнув с коня, Серко склонился над раненым, мужчина дышал, хотя и был без сознания. Быстро