Мой роман со Стивеном Кингом. Тайные откровения - Лю Ив

обожаемой туристическими агентами Мекки – фотографироваться на фоне белоснежного Тадж Махала, жемчужины архитектурного наследия – уже с видом умело скроенного счастья на лице, хотя и неслабо тронутого виноватостью – вместо невольной гримасы жестокого похмелья.

По возвращению в Дели египтянин пригласил вместе поужинать в ресторане его гостиницы. Но предварительно – немного подождать…

И вот я ожидала в кресле в его номере, усиленно – словно кобру – заклиная офигенно нетипичное и по форме, и по факту смущение, пока египтянин неспешно постелил коврик, опустился на него коленями – лицом к Востоку – и примерно двадцать минут молился своему египетскому Богу. Вероятно, в соответствии с мусульманскими порядками.

Это было поразительно!

Мне было так неловко, как будто мужчина при мне рассматривает собственные трусы на предмет, насколько они попачкались во время недавнего испражнения. Конечно, никакие «трусы» душечки египтянина совсем не были попачканными, он просто сиял душевной чистотой и наивной верой в Добро.

Боже, это был такой человек! Чтобы обидеть такого!? – Это нужно быть просто конченой мерзавкой! Или слепой дурой.

Мы хорошо пообщались за ужином, красиво и очень трогательно. К концу ужина египтянин ненадолго отлучился и, вернувшись, сообщил, что заказал мне билет на самолёт – до того города (к сожалению забыла название), куда сам выезжает поездом рано утром. Он подал мне конверт с двумя хрустящими купюрами от Бенджамина Франклина, объясняя данный жест стоимостью обратного билета, чтобы я – крошка Лю Лю – могла себя чувствовать свободной, если захочу улететь обратно в любой момент.

А заказанный билет следовало забрать в администрации отеля – днём, когда сам он будет уже в дороге. И если за следующий день я решу не лететь, то ничего страшного – просто пропадёт билет. А сам он к тому времени доберётся поездом, примет душ и поедет в аэропорт, чтобы меня там подобрать. Если же москвички в самолёте не окажется, он вернётся в гостиницу, догадавшись что голубка Лю Лю на риск не решилась.

Надо ли говорить, что я полетела? – Конечно, полетела! И не ошиблась.

Это оказалось одним из самых замечательных приключений. Роман, хотя и совсем короткий. И немного печальный, потому что мой Пьеро влюбился… Если бы у него было чуточку побольше времени, чем те три с половиной дня, что мы провели вместе, он бы – возможно – сумел рассмотреть мою природную сучность… и может тогда ему не было бы так тяжело расставаться…

Мы оба – наивные сердцем хомячки – верили, что встретимся ещё, но свидеться нам больше не удалось…

Одна из печальных историй. Из-за неё у душечки Лю Лю всё ещё временами щемит сердце.

Я бы так хотела послать далёкому Пьеро весточку, как-то дать ему знать, что никогда его не забывала. Все последующие годы мне жаль, что я так и не сумела найти возможность, чтобы посетить Египет, «адреса друга» для этого оказалось недостаточно.

Сам-то египтянин был женат, наивный и чистый доктор неведомых наук неизвестного университета, вероятно, впервые изменивший жене. Душка, святая душа-человек.

Боже, я так погрузилась в далёкие дали, убаюканная волнами нежности, что вполне рискую утерять нить главного рассказа…

В общем, после приглашения парижским любовничком, имея такую натуру – естественно было побыстрее паковать сумку и отправляться, куда пригласили. В глубинку, посреди затерянных широт северо-американского континента. В городок под названием Ранвей.

Билет и заказ такси вскорости подтвердились по электронной почте.

Нью-Йоркские проблемы отодвинуты на обочину. Память о прошлой жизни вытеснена из зоны восприятия. Бывшая москвичка нацелилась на крутой вираж, смело на грани безумия, и нарочно не рассматривая каких-либо вполне вероятных последствий, кроме положительных.

Такова уж природа этой завсегда одетой по неизвестной моде душечки Лю Лю.

* * *

Когда я вышла из такси, Стивен задумчиво смотрел на меня, стоя в проёме входной двери. Не бросился навстречу, не подбежал, вырывая сумку из услужливых рук таксиста. Не вскричал, изображая бурную радость, не засуетился вокруг желанной гостьи…

Нет. Ничего такого он не сделал. Просто задумчиво относительно-приветливо наблюдал как я выхожу, стою в ожидании, смотрю на него, потом забираю сумку из багажника… И после со стучащим сердцем иду ему навстречу… Пока он ждёт, когда я подойду.

Ну что ж… Посмотрим…

Относительно небольшой дом.

Относительно – это, конечно, в сравнении с рядом расположенными! Но относительно моей двухкомнатной конуры в Москве или снимаемой комнаты в Нью-Йорке, домик оказался высоким классом роскошного жилья, а никак не дачной кибиткой, какие при социализме было принято строить под Москвой.

Строили, в основном, своими руками, используя где-то как-то добытый по случаю строительный материал. Забивали – предварительно распрямлённые – ржавые гвозди, повторно реинкарнируя их к жизни; пользовались для строительства раздобытыми вдоль узкоколейки шпалами или досками – потыренными, например, после снесённого в деревне магазина.

Обычно в деревнях всегда был какой-нибудь магазин, где всё продаваемое добро лежало рядом на одной полке. К примеру, рейтузы рядом с баранками и банками рыбных консервов, выложенных пирамидкой. Или духи для деревенских красавиц, а рядом по соседству бочки с селедкой, из которых селёдку доставали заранее, и выкладывали на прилавок на специальном подносике – сразу кучку селёдок из примерно десяти-пятнадцати гладких черно-серых толстеньких рыбин, с синеватым отливом на брюшках…

Когда магазин снесли, то мы-дети помогали дачникам растаскивать доски по личным участкам, а потом из них строили… Наши доски пошли на веранду и сарайчик.

А на кухне, ещё не достроенной, – помню, – стоял открыто вырытый погреб: большая коричнево-рыжая дыра в земляном полу, метра два-три в диаметре, ну и примерно столько же в глубину… После дождя туда напрыгало много лягушек. Особенно привлекали внимание две большие зелёные и одна супер-большая чёрная жаба. Прямо таки гигантская – чугунная-как-сковородка, и пупырчатая. И всё зыркала, вращая фарами глаз.

Помнится, я прицельно метила камушком ей в макушку, после чего пуляла в панцирную плоскость лягушачьей головы и всё никак не могла попасть. Яма по-оценке девочки-дошкольницы казалась реально глубоченной, и попасть в даже крупную лягушку, если не имеешь достаточной тренировки, всё же трудновато.

Но я всё же попала! Это было восхитительно! И запомнилось на всю жизнь.

Жаба – от удара увесистым камушком по бедной головёшке – как-то неуклюже дёрнулась… неожиданно, как бы сдаваясь, вытащила из-под брюшка кверху передние лапы, ощупала ими – точно как если бы человек руками! – Макушку, и даже по бокам уши, если у лягушек есть уши… – мне было искренне жаль, так она очень жалобно