Корабельные новости - Энни Прул

— Извини, — бормотал он, когда его волосатая нога касалась ее бедра. В темноте его умоляющие пальцы касались ее руки. Она содрогалась и стряхивала его руку.

— Не надо!

Она не произнесла слова «свиное рыло», но он все равно услышал его. Ее все в нем раздражало. Она хотела, чтобы он провалился сквозь землю. Она не могла ничего поделать со своим отвращением, так же как и он не мог справиться со своей бесхитростной любовью.

Куойла не слушался язык, он чувствовал, как вокруг него все туже затягивается петля. Чего он ожидал, вступая в брак? Не той уцененной жизни, которую прожили его родители, но чего-то похожего на дворик Партриджа: друзей, запаха дыма от гриля, нежности и того, что она означает. Но этого не получилось. Он будто бы стал деревом, а она — поросшим шипами побегом, привитым к его телу. Она металась при каждом дуновении ветра и терзала его израненный ствол.

У него не оставалось ничего, кроме его фантазий.

* * *

Через четыре дня после рождения Банни, появилась нянька, чтобы тут же развалиться перед телевизором. Миссис Мусап с такими толстыми руками, что они не проходили в рукава. Петал облачилась в платье, которое не слишком подчеркивало пятна на ее одрябшем животе и сочащейся груди, и отправилась на поиски приключений. Задав определенный тон. А во время беременности Саншайн на следующий год она злилась до тех пор, пока чуждое ей существо наконец не покинуло ее тело.

Неподвижные воды Куойла пришли в смятение. Именно он возился с детьми, иногда беря их с собой на собрания. Саншайн сидела в рюкзаке за его спиной, а Банни сосала палец, цепляясь за его брючину. В машине было полно газет, крохотных варежек, порванных конвертов, колец для десен с прорезающимися зубами. На заднем сиденье засохла зубная паста из раздавленного тюбика. Пустые банки из-под лимонада катались из стороны в сторону.

По вечерам Куойл возвращался к своему арендованному очагу. Иногда, редко, там была Петал. Гораздо чаще — миссис Мусап, просиживавшая сверхурочные часы в трансе электронных цветов и симулированной жизни, куря сигареты и ни о чем не задумываясь. Вокруг нее лежали обезглавленные куклы. Грязная посуда грозила вывалиться из раковины, потому что миссис Мусап сказала, что не собирается становиться прислугой.

Он шел через ванную, по клубкам брошенных полотенец и электрических шнуров, в детскую комнату, где опускал жалюзи, чтобы защитить детей от уличного света, и накрывал их одеялами, чтобы защитить от ночи. Две колыбельки стояли, прижавшись друг к другу, как птичьи клетки. Зевая, Куойл мыл кое-какую посуду, чтобы потом наконец лечь на серое белье и уснуть. Работу по дому он должен был делать тайно, потому что Петал приходила в ярость, если заставала его со шваброй, будто этим он ее в чем-то обвинял. Или уличал, но в другом.

Однажды она позвонила Куойлу из Монтгомери, штат Алабама.

— Я тут, в Алабаме, и никто, включая бармена, не знает, как приготовить «Алабама Сламмер». — Куойл услышал говор и смех клиентов бара. — Так что сходи на кухню и посмотри на холодильнике, где я храню «Мистер Бостон». Тут у них только старая копия. Поищи для меня рецепт «Алабама Сламмер», я подожду.

— Почему бы тебе не приехать домой? — стал он упрашивать ее жалким голосом. — Я сам приготовлю его для тебя. — Она ничего не ответила. Молчание тянулось до тех пор, пока он не нашел книгу и не прочитал рецепт. За это время воспоминание о коротком месяце любви, когда она льнула к его рукам, о горячем шелке ее стройного тела быстрой птицей пронеслось в его сознании.

— Благодарю, — сказала она и повесила трубку.

Еще были отвратительные маленькие эпизоды. Иногда она делала вид, что не узнает детей.

— Что этот ребенок делает в ванной? Я зашла в ванную, чтобы принять душ, а там на горшке сидит какой-то ребенок! Да кто она такая, черт возьми? — Телевизор дребезжал от смеха.

— Это Банни, — говорил Куойл. — Это наша дочь Банни. — Он заставлял себя улыбаться, чтобы показать, что оценил шутку. Он мог улыбнуться шутке. Это он мог.

— Боже мой, я ее не узнала. — И она кричала в сторону ванной: «Банни, это правда ты?»

— Да. — Воинственный голосок.

— Где-то же есть еще одна, да? Ладно, я пошла. Не ищите меня до понедельника, или вроде того.

Ей было жаль, что он так самозабвенно любил ее, но с этим ничего нельзя было поделать.

— Слушай, это не дело, — сказала она. — Заведи себе подружку. Вокруг полно женщин.

— Мне нужна только ты, — ответил Куойл. Жалко, умоляюще лизнув руку, которая его ударила.

— Единственным правильным решением здесь будет развод, — сказала Петал. Он тянул ее вниз. Она толкала его наверх.

— Нет, — застонал Куойл, — не надо развода.

— Пришел день твоих похорон, — сказала Петал. Ирисы, серебрящиеся в воскресном свете. Зеленая ткань ее пальто походила на плющ.

Однажды вечером, лежа в кровати, он разгадывал кроссворд, когда услышал, как пришла Петал. Послышались голоса. Дверь холодильника открылась и закрылась, раздался звон бутылки с водкой, включился телевизор, а потом был бесконечный скрип складной кровати в гостиной и крик незнакомого мужчины. Защитная броня неведения, которой он защищал свой брак, пала. Даже после того, как он услышал стук закрывшейся за мужчиной двери и рев мотора отъезжающей машины, он не встал, а продолжал лежать на спине, шелестя газетой при каждом вдохе. Слезы стекали ему в уши. Как может событие, произошедшее в соседней комнате и с другими людьми, причинить ему такую невыносимую боль? «Мужчина умирает от горя». Его рука опустилась в банку с арахисом, стоявшую на полу рядом с кроватью.

Утром она пристально смотрела на него, но он ничего не сказал, а просто ходил спотыкаясь по кухне с кувшином сока в руках. Уголки его рта были белыми от соли арахиса. Ее стул поскрипывал. Он чувствовал запах ее влажных волос. И снова пришли слезы. «Он наслаждается своим ничтожеством, — подумала она. — Только посмотри в эти глаза».

— Ради бога, да повзрослей же ты, — сказала Петал. Она оставила свою чашку из-под кофе на столе. Хлопнула дверью.

Куойл считал, что страдать надо молча, и не понимал, что это лишь распаляет ее. Он изо всех сил старался унять, заглушить свои чувства и вести себя прилично. Это испытание его любви. Чем сильнее его боль, тем весомее доказательства его любви. Если он выдержит сейчас, если только он сможет, то все будет в порядке. Все обязательно будет в порядке.

Но обстоятельства загнали его в угол, заперли со всех шести сторон, как шесть граней металлического куба.

Давящий узел хорошо держит бухту… Его сначала завязывают не туго, затем затягивают по мере необходимости.

«КНИГА ЭШЛИ ОБ УЗЛАХ»

Через год этой жизни неожиданно пришел конец. Голоса по телефону, грохот сминающейся стали, огонь.

Все началось с его родителей. Сначала его отцу был поставлен диагноз: рак печени, в которой резко стали распространяться смертоносные клетки. Спустя месяц в мозгу матери образовалась опухоль, согнав все ее мысли на одно полушарие. Отец винил во всем гидроэлектростанцию. В двухстах метрах от их дома, спускаясь с северных вышек, гудели провода, толстые, как утри.