Корабельные новости - Энни Прул

Родители выпрашивали у подмигивающих докторов рецепты на барбитураты и делали из них запасы. Когда лекарств накопилось достаточное количество, отец продиктовал, а мать напечатала прощальное письмо, сообщавшее об их личном выборе и желании освободить себя от дальнейших мучений. Фразы были позаимствованы из информационных бюллетеней Общества Достойного Ухода. Они объявили, что хотят, чтобы их кремировали, а прах развеяли по ветру.

Наступила весна. Влажная почва, запах земли. Ветер качал ветви, вытряхивая из них и разнося по округе запах будущей зелени. Мать-и-мачеха в канавах, неистовое полыхание тюльпанов в садах. Косой дождь. Стрелки часов торопят наступление прозрачных вечеров. Небо покрыто рябью, будто в белоснежной руке лежит колода карт.

Отец отключил бойлер. Мать полила цветы. Они проглотили разноцветные капсулы и запили их травяным чаем «Тихая ночь».

Из последних сил отец позвонил в газету и оставил сообщение на автоответчике Куойла. «Говорит твой отец. У Дики нет телефона. В общем, мне и твоей матери пришла пора проститься с жизнью. Мы так решили. Завещание, инструкции владельцу похоронного бюро о кремации и обо всем другом лежат на обеденном столе. Тебе придется самому устраивать свою жизнь. Мне пришлось устраивать свою жизнь самому с тех пор, как я приехал в эту страну. Никто никогда и ничего мне не давал. Другие на моем месте давно бы сдались и превратились в бомжей, но я не сдался. Я работал до седьмого пота, таскал тележки с песком из каменоломни, отказывал себе во всем, чтобы вы с братом могли получить шанс в этой жизни. Нельзя сказать, что вы им воспользовались. В этой жизни для меня было мало хорошего. Свяжись с Дики и моей сестрой Агнис Хамм и расскажи им об этом. Адрес Агнис найдешь на обеденном столе. Я не знаю, где все остальные. Они не были…» — прозвучал гудок. Пространство для записи одного сообщения было использовано. Правда, у брата, младшего служителя Церкви Магнетизма Личности, телефон все же был, а у Куойла был его номер. Услышав в трубке ненавистный голос, он почувствовал, как сжались его внутренности. Хроническая гнусавость забитых назальных пазух, аденоидальное всхрапьшание. Брат сказал, что не может ходить на церемонии, устраиваемые аутсайдерами.

— Я не верю во всякие дурацкие предрассудки, — сказал он. — Похороны! У нас в ЦМЛ устраивают вечеринку с коктейлем. Потом, где ты найдешь священника, который согласится сказать прощальное слово над самоубийцей?

— Преподобный Стейн состоит в их Обществе Достойного Ухода. Тебе бы следовало приехать. Помоги мне хотя бы убрать в подвале. Отец оставил там около четырех тонн разных журналов. Слушай, неужели ты не считаешь, что должен увидеть, как их выносят из дома? — Он почти всхлипывал.

— Эй, свиное рыло, они нам что-нибудь оставили?

Куойл понимал, что имел в виду его брат.

— Нет. Большой долг по выплате за дом. Они потратили все свои сбережения. Мне кажется, что именно поэтому они решились на такой шаг. То есть, я хочу сказать, они считали, что человек имеет право уйти из жизни достойно, к тому же они потратили все свои деньги. Сеть универсамов обанкротилась, и отцу перестали платить пенсию. Если бы они были живы, им пришлось бы устраиваться на работу. Клерками в «Севен-Элевен»[1], или что-нибудь в этом духе. Я думал, что у матери тоже была пенсия, но я ошибался.

— Ты шутишь? Да ты, похоже, еще тупее, чем я думал. Слушай, говнюк, если там что-нибудь останется — пришли мне мою долю. Адрес у тебя есть. — И он бросил трубку.

Куойл прикрыл рукой подбородок.

Агнис Хамм, сестра отца, тоже не приехала на церемонию. Она прислала Куойлу записку на голубой бумаге, с ее именем и адресом, выделенными рельефными буквами с помощью специального почтового устройства:

«Не успеваю на службу, но приеду в следующем месяце, числа двенадцатого. Заберу прах твоего отца, как сказано в завещании, и познакомлюсь с тобой и другими членами семьи. Тогда и поговорим. Твоя любящая тетя Агнис Хамм».

К приезду тетушки осиротевший Куойл получил новый удар судьбы, на этот раз из рогоносца превратившись в брошенного мужа и вдовца.

* * *

— Пет, нам надо поговорить, — взмолился он.

Он уже знал о ее последнем увлечении, безработном торговце недвижимостью, который оклеил бампер своей машины мистическими символами и верил газетным гороскопам. Она жила у него, лишь изредка приезжая домой за вещами. Куойл бормотал сентиментальные фразы из открыток. Она отвернулась от него, поймала свое отражение в зеркале спальни.

— Не называй меня Пет. У меня и так достаточно глупое имя. Меня надо было назвать Айрон или Спайк.

— Железная Петал? — он попытался улыбнуться. Непослушный рот.

— Не старайся быть милашкой, Куойл. Не пытайся делать вид, что у нас все весело и замечательно. Оставь меня в покое. — Отвернулась от него, перекинув одежду через руку. Крючки вешалок выглядели как иссохшие головы гусей. — Понимаешь, это была шутка. Я не хотела ни за кого замуж. И я не хочу никому быть матерью. Все это было ошибкой, и я говорю это серьезно.

Однажды она не вышла на работу в Нозерн Секьюрити. Менеджер позвонил Куойлу. Кажется, его звали Рикки.

— Да, знаете, я обеспокоен. Петал не могла просто «не прийти», как вы говорите, не сказав мне ни слова. — По тону его голоса Куойл понял, что Петал с ним переспала. И оставила питать пустые надежды.

Через несколько дней после этого разговора Эд Панч, проходя мимо стола Куойла, кивнул в сторону своего кабинета. Так происходило каждый раз.

— Я должен тебя уволить, — сказал он. Его глаза источали желтый свет, а язык облизывал губы.

Взгляд Куойла приклеился к портрету на стене. На этот раз он сумел рассмотреть подпись под волосатой шеей: Хорас Грили.

— Кризис производства. Не знаю, сколько еще продержится газета. Мы сокращаем штаты. Боюсь, на этот раз у меня не будет возможности взять тебя обратно.

* * *

В шесть тридцать он открыл дверь кухни. Миссис Мусап сидела за столом и писала на обороте конверта. Ее пятнистые руки напоминали стволы деревьев.

— Вот вы где! — закричала она. — Я надеялась, что вы придете, чтобы мне не надо было все это записывать. Рука прямо отваливается! Мне уже пора идти в акупунктурную клинику. Очень помогает. Во-первых, миссис Петал говорит, что вы должны заплатить мне за работу. Вы должны мне за семь недель, и это выходит ровно три тысячи восемьдесят долларов. Буду благодарна, если вы выпишите мне чек прямо сейчас. Мне тоже надо оплачивать счета, как и всем остальным.

— Она звонила? — спросил Куойл. — Она сказала, когда вернется? Ее босс хотел это знать. — Он слышал, как в другой комнате работал телевизор. Нарастающий и убывающий звук маракас, рокот бонго[2].