Императрица Соли и Жребия - Нги Во

Пять игральных костей. Золото и кость. Серебряные фигуры на каждой стороне изображают луну, женщину, рыбу, кошку, корабль и иглу.

Доска для игры. Светлое дерево и золотая краска. В шести кругах изображены луна, женщина, рыба, кошка, корабль и игла.

Тии слегка улыбнулись и вытащили из-под лежанки игру, приткнувшуюся между пыльной запасной постелью и полудюжиной пар одинаковых шлепанцев. Они ссыпали кости в чашу и потрясли ее, извлекая полый звук.

Крольчиха подняла голову. Она в тот момент доставала из ниши в полу длинные полосы желтого шелка – стяги, которые полагалось вывешивать, когда император находился в резиденции. Насколько было известно Тии, Благодатный Жребий ни разу не посещал ни один из императоров.

– Вы играете?

– Кто же в нашей империи не играет? Мать вложила мне в руку кость на мой пятый Новый год. Доска была бумажной, кость – всего лишь каменной, но тем не менее.

– Я скорее сомневалась, не запрещено ли это вашими обетами, но раз так…

Крольчиха опустилась на колени напротив Тии и протянула им горстку камушков.

– Расставляйте.

Недолго думая, Тии поставили все свои камушки на даму – утонченную, улыбчивую, в наряде времен обреченной династии Гу. Закатав рукав и обнажив жилистую руку в шрамах, Крольчиха потрясла чашу, поднимая и опуская ее, и наконец, как заправский ведущий игры, с криком «дах!» выбросила кость.

Кость прокатилась по доске и задела рыбу, корабль и луну.

– Эх, не повезло. – Крольчиха придвинула камушки к себе. – Никогда нельзя ставить все деньги на одно поле.

– Мне нравится играть по-своему. – Тии с улыбкой пожали плечами. – Императрица тоже так играла?

– Императрица… М-да. Впервые она увидела эту игру, когда провела в женских покоях почти месяц.

Новая императрица была подобна призраку. Поначалу все мы боялись ее, потому что считали всех женщин с севера колдуньями и чародейками. А когда узнали ее главную тайну – что она всего лишь одинокая девушка с разбитым сердцем, – на нее вовсе перестали обращать внимание.

В то время женские покои населяло три десятка второстепенных жен, но до сих пор самой влиятельной из них была Каофань из восточного клана Кан. Пока ее не выслали на юг, к угольщикам и резчикам надгробий, она считалась императрицей в большей мере, чем сама императрица, и обожала игру «луна – дама – корабль».

Однажды в Хризантемовой комнате, где все бумажные ширмы покрывал филигранный узор из бледно-оранжевых лепестков хризантемы, они играли точно так же, как мы играем сейчас, и Каофань сидела, завернув один рукав до плеча, словно ведущий игры из квартала воды и цветов.

Я сидела там же, пришивая к халату отпоровшийся рукав, и заметила императрицу на несколько секунд раньше, чем ее увидела Каофань.

Императрица стояла в дверях, склонив голову и безвольно опустив руки вдоль тела. Ее волосы были тщательно расчесаны и заплетены, потому что император разбушевался, устав видеть их спутанными; под ее глазами отчетливо виднелись темные круги.

– Во что вы играете?

Вряд ли кому-нибудь из нас до того момента доводилось слышать, как она говорит. Ее голос был тихим, грудным, доносился как будто издалека. На миг я испугалась, что Каофань обойдется с ней жестоко, как она часто поступала с младшими женами, но та лишь улыбнулась.

– Идите сюда, я покажу.

Правила игры Каофань объясняла новой императрице с преувеличенной любезностью, лукаво поглядывая на своих ближайших подруг. Она отметила, что рисунки на доске совпадают с изображениями на кости, показала, как делаются ставки на рисунки.

– На что мы играем? – спросила императрица.

– О, мы играли на пуговицы из драгоценных камней, но если вам нечего поставить…

Молча, с лицом неподвижным, как гладь пруда, императрица достала из кармана горсть нефритовых пуговиц в оправе из агата. Изготовлены они были явно императорским двором, и всем нам пришлось вспомнить: как бы она ни распорядилась ими, она тем не менее императрица.

Стоит ли говорить, что она выиграла? Эта игра едва ли требует мастерства. Вот почему мы обучаем ей малых детей на Новый год – чтобы они ощутили вкус победы. А тем, кто играет давно, она служит напоминанием, что в конечном счете они лишь простые смертные. Инъё все выигрывала и выигрывала, и в конце концов перед ней выросла целая горка драгоценных пуговиц, а Каофань осталась с пустыми руками.

– Я верну тебе их все, – задумавшись на минуту, пообещала императрица, – если ты скажешь мне, где взяла эту доску.

Каофань улыбнулась, а Инъё бесстрастно высыпала ей в руки целое состояние, словно ценности в нем было не больше, чем в подобранных на улице камушках.

– Игры доставляет одна женщина. Она странствует туда и обратно вдоль побережья и привозит нам развлечения, игры и предсказания. Хотите посмотреть на еще одну игру?

Инъё взглянула на нее. Вспоминая об этом по прошествии времени, я так и не могу определить, что предстало перед ее взором, когда она смотрела на прекраснейшую из жен императора. Интересно, увидела ли она, как Каофань закончит свои дни, перепачканная грязью и углем? А может, заметила презрение, которое Каофань питала к ней – и да, даже в то время к этому презрению уже примешивался страх.

Зато мне доподлинно известно, что императрица никогда не испытывала ненависти к Каофань. Возможно, жалела ее, или злилась, или же Каофань раздражала ее глупостью и устаревшими взглядами. Но ненависть приберегалась для равных, а если речь идет об Инъё, равных ей не нашлось бы во всей империи.

Понимаете?

Подумав немного, Тии покачали головой.

– Бабушка, пожалуй, теперь я чуть ближе к пониманию, но нет. Не понимаю. Пока еще нет.

Крольчиха улыбнулась, показывая крепкие острые зубы.

– Ума вам не занимать, не так ли?

– Так всегда говорили служители.

– Хорошо. Это хорошо.

Она вновь принялась сворачивать желтый шелк, который доставала из ниши под половицами, и в тот день больше ничего не сказала.

Мешок с плодами личи. Полотно, тушь и личи. С указанием веса в десять тань и меткой округа Уэ.

Мешок фундука. Полотно, тушь и целый фундук. С указанием веса в десять тань и меткой округа Цзу.