Обольщение миледи - Дениза Хэмптон

Джос сделал, как она просила. Из двери церкви во двор вышли три молчаливые сестры с метлами в руках. С хмурыми лицами они двигались по внутреннему двору, шурша юбками по хорошо утрамбованному грунту. Джос испытал немалое облегчение. Чем больше сестер, тем лучше. Когда они поймут, что замыслила Беатрис, они найдут способ защитить ее от нее самой.

– За что я вас благодарю, – сказал он, следуя вместе с Элиан за леди Беатрис, ведущей их вдоль стены высокого двухэтажного здания. Это, без сомнения, был дом, где собирались монахини для выполнения общественно полезного труда.

По скованным движениям бедер Беатрис можно было заключить, что она провела слишком много времени в седле для человека, непривычного к верховой езде. Однако боль не лишила ее решимости, и она, видимо, знала, где найти то, что искала. Милостивый Боже, он сам боялся увидеть это страшное зрелище. Не исключено, впрочем, что здесь ничего не было.

– Погреб... – Он запнулся, подумав об убитом отце. – То, что надеется найти леди Хейдон, действительно там?

Элиан понадобилась доля секунды, чтобы понять, о чем он спрашивает, и она печально кивнула. В глазах ее появилось сострадание. Ее тронула его боль, и она, как могла, постаралась утешить его.

Джос подумал, что это усилило ощущение возникшей между ними, как ему казалось, интимности. В ее объятиях он мог бы забыть, что остался на белом свете совершенно один. Но эти мысли вытеснила жажда мести. Нет, не объятия женщины нужны ему сейчас, а кровь убийц и грабителей, в крайнем случае шерифа, которой он обагрит свой меч.

– В послании леди Хейдон говорится, что она намерена прибыть к полудню. Но полдень миновал. А ее все нет. – Шериф Рейнер дю Омэ терялся в догадках.

Адельм Ноттингем, капитан гвардии шерифа, посмотрел на своего господина. Окладистая седая борода скрывала половину лица Рейнера. Карие глаза, прищурившись, смотрели из-под кустистых бровей. На высокий лоб упала выбившаяся из-под коричневого берета прядь волос. В сумрачном свете комнаты его алый камзол выделялся ярким пятном.

Шерифу потребовалось всего несколько шагов, чтобы сократить расстояние до Адельма, прижитого им вне брака сына, которого он по-прежнему отказывался признать. Эта палата меньше всего походила на палату, как и монастырь мало чем походил на монастырь. Доведенный до нынешнего состояния десятилетиями неумелого руководства и жадностью короля, монастырь находился на пути к полному упадку. Единственным сокровищем, которым он обладал, была золотая чаша для причащения, а также для дел, связывавших монастырь с его арендаторами.

Рейнер снова прошелся мимо настоятельницы Герты, восседавшей в своем кресле. Стоявшая за массивным креслом монахиня, находившаяся в услужении матери-настоятельницы, вскинула голову. Сестра Амабелла, келаресса[1], стрельнула взглядом в Адельма. Столь поспешным был ее взгляд, что Адельм не успел заметить нетерпения Амабеллы, прежде чем она снова опустила глаза на сложенные руки.

В который раз за последние годы он удивился, почему до сих пор никто не замечал сходства между ним и Амабеллой. Вылепленные двадцатью девятью годами насильственной святости и строгой диеты, черты ее лица были столь же угловатыми, как и у Адельма. Их черные брови имели один и тот же изгиб, а глаза – один и тот же цвет. Спрятанные под апостольником[2]серебристые волосы были того же оттенка, что и у него. Оба стали седеть, не достигнув двадцати восьми лет.

Издав возглас недовольства, Рейнер остановился в центре комнаты и повернулся к настоятельнице.

– Клянусь кровью Христа, – взревел он, – я устал от ожидания. Даже Элиан куда-то запропастилась. Так вот, оставьте вашу гостью при себе, а я ухожу.

Грубость Рейнера заставила настоятельницу Герту подняться. В этот день на столе перед ней не было никакой работы. На нем стояли лишь кувшин, деревянная миска для мытья рук и поднос с холодной едой для почтенной скорбящей гостьи.

Лицо Герты оставалось невозмутимым, когда она спрятала ладони в рукава своего одеяния.

– Прошу вас, милорд шериф, следить заречью в моем присутствии, – обратилась она к отцу Адельма назидательным тоном. – Помните, что это обитель Господа нашего, и постарайтесь обрести душевный покой.

Адельм едва сдержал усмешку. Всего несколько месяцев назад над Англией тяготел папский интердикт[3], все церкви и молельные дома были закрыты для верующих, поскольку папа искал возможности заставить короля Джона повиноваться. Но, проявляя открытое неповиновение, Джон потребовал себе верховной власти и доходов от всех английских монастырей. Последние шесть лет Адельм служил вместо Рейнера королевским администратором монастыря, забирая ту малую прибыль, что монастырь собирал для своего монарха. За это время Адельм понял, что под маской безмятежности на лице Герты скрывается неприязнь, а может быть, и ненависть к шерифу.

Рейнер сердито фыркнул.

– Я говорю, что хочу, где бы ни находился, – прорычал он.

Адельм лишь развел руками. Господи, помоги ему. Но Рейнер нарочно дразнил Герту, женщину, которую презирал за то, что она была ровней ему по законному положению, но выше по рождению. Неужели Рейнер не понимал, что теперь, когда интердикт снят, Герта наконец обрела свободу и могла выполнить обещание, закрыв для него вход в монастырь? Если это случится, то оба они, Адельм и его отец, лишатся доступа к Амабелле, а через нее и к ворованному богатству, накопленному за семь лет.

Лицо Герты окаменело, и, повернувшись спиной к королевскому шерифу, она посмотрела на Амабеллу.

– Сестра келаресса, где сестра младшая настоятельница? Ведь она должна встретить леди Беатрис. – Тон Герты, лишенный каких бы то ни было эмоций, свидетельствовал о том, что она окончательно потеряла терпение.

– Я не видела сестру Нильду с первой утренней службы, матушка, – ответила Амабелла, не выказав удивления, что настоятельница проигнорировала шерифа и задала ей столь бессмысленный вопрос. Не слышалось в ее голосе и злобы, когда она упомянула свою главную мучительницу. Нильда была самой скандальной из находившихся здесь женщин благородного происхождения, все они с высокомерием относились к Амабелле, дочери торговца. Восемь лет назад религиозное братство их ордена заставило Амабеллу вступить в этот монастырь в надежде, что ее умение вести финансовые дела поможет монастырю выйти из состояния нищеты. Вероятно, она бы в этом преуспела, если бы не Джон и не интердикт.

Рейнер снова подошел к сыну. На этот раз он даже не сделал попытки скрыть то, что его волновало.

Страх Адельма уступил место отвращению. Он рисковал жизнью, чтобы стяжать неправедное богатство для своего погрязшего в долгах отца, и что получил взамен? Отец нарушил молчание, поставив под угрозу их жизнь. Рейнер опасался, что родственники убитого аристократа займутся расследованием смерти лорда Хейдона и разоблачат Рейнера.