Карта царя Алексея - Николай Дмитриев

– Так, значит, ты на Немецком дворе служишь?

– Так, ваша милость, – подтвердил тот.

– Тогда скажи мне, а ты всех иноземцев, кто туда прибывает или, скажем, живёт постоянно, знаешь?

– Ясное дело, ваша милость, – деловито доложил Яковлев. – Кто чем торгует, кто с кем знается, кто над всеми купцами старший и всё такое.

– И мне рассказать сможешь? – Воевода сощурился.

– Знамо могу, – заметно другим тоном, гораздо увереннее, ответил Никишка.

Это не укрылось от воеводы, и он, доверительно снизив голос, сказал:

– Ты вот что. Разузнай-ка, что какому купцу надобно.

– В точности вряд ли выйдет, они ж со мной про свои дела речей не ведут, – покачал головой конфидент. – Но ежели что краем уха услышу, передам.

Ответ конфидента понравился воеводе. Было ясно: этот доверенный человек Фрола слов на ветер не бросает, а его внешняя услужливость – не иначе как ловкое притворство. И тогда, почувствовав к нему внезапное доверие, воевода попросил:

– Для начала попытайся узнать, что там в доме купца Евдокимова, у кого иноземцы бывают, делается.

– Узнаю, – твёрдо пообещал Яковлев, и довольный воевода отпустил своего тайного гостя…

* * *

Ясачный приказный Евсей Носков запер пушной амбар на висячий замок, наказал караульному стрельцу беречь собранную мягкую рухлядь пуще глаза и вышел за ворота. Он уже было собрался отправиться восвояси, но, вспомнив, что с утра на воеводском дворе был лай, заглянул в съезжую.

Там, не в пример насквозь промёрзшему амбару, было тепло, и Евсей, решив погреться, сел на лавку. Отчего-то никого из приказных на месте не было, только старший учётчик, разложив поближе к окну свои записи, что-то там вычитывал, беззвучно шевеля губами.

Малость угревшись, Евсей выждал момент, когда учётчик перестанет шептать про себя, и спросил:

– Чего там с утра сегодня было?

– С утра?.. – Учётчик оторвался от дела, глянул на Евсея и, сообразив, о чём речь, пояснил: – Так это ты и сам должон был знать.

– Чего это вдруг? – Евсей завозился на своей лавке.

– Так к тебе же ясак везут, мог бы и заметить.

Евсей сразу же припомнил шкурку, вручённую ему Савоськой вкупе с другими хвостами, которые он неизменно требовал с ясачных, и, пряча беспокойство, поинтересовался:

– Чего это такое я должон был заметить?

– А то, что соболей поменьшало. – Учётчик кинул быстрый взгляд на Евсея и снова уткнулся в свои записи.

– Рази поменьшало? Амбар вон завсегда полный… – Евсей изобразил удивление. – Ясак как везли, так и везут.

– Ясное дело, везут, – согласился учётчик. – Только в прошлый год, по сравнению с нонешним, больше было, а про позапрошлый и говорить нечего…

– Вон оно что… – Евсей облегчённо вздохнул и вроде как посочувствовал: – Оно конечно…

Теперь, уяснив, что утренний лай его вроде особо не касался, Евсей, малость успокоившись, подождал немного и осторожно спросил:

– Лаялись, лаялись, а чем закончили?

– Если б то закончили. – Учётчик оторвался от своих записей и вздохнул. – Воевода наш слезницу государю послать собрался, мол, соболь в тайге кончается, так нельзя ли смилостивиться ясак понизить.

– А ну как к весне у нас недобор выйдет? – испугался Евсей. – Тогда что?

– Всяко может быть… – уклончиво сказал учётчик, после чего снова уткнулся в свои бумаги, и Евсею не осталось ничего другого, как выйти вон.

Торопливо убравшись с воеводского двора, Евсей пошёл было вкруговую, но потом ноги сами понесли его в конец улицы, где жил его давний приятель по городовой росписи затынщик[15] Томило Пушник. Евсей так спешил, что даже запыхался и рядом с избой Пушника остановился для малой передышки.

Собираясь с мыслями, Евсей как-то по-новому глянул на жильё Томилы. Большая изба в два окна на улицу отличалась от других строений тем, что под высокой шатровой крышей была устроена светёлка со своим, уже третьим, окошком. Да и ворота, что вели за бревенчатый заплот во внутренний двор, украшали два резных столба с опять же резной перекладиной сверху.

Отдышавшись, Евсей повернул железное кольцо, открывавшее щеколду, зашёл во двор и увидел на крыльце вышедшего ему навстречу Томилу. Рыжебородый Томило, друг тунгуса Савоськи, сразу обратил внимание на встрёпанный вид Евсея и в миг озаботился:

– Ты чего прибёг?

– Надо, значит… – сердито обрезал Евсей и, поднявшись на пару ступенек, в упор посмотрел на Томилу. – Скажи, тунгус Савоська у тебя был?

– Знамо дело, был, – пожал плечами Томило.

Надо сказать, что приятели совместно прокручивали то одно, то другое дельце с мягкой рухлядью, и сейчас Томило никак не мог взять в толк, отчего так всполошился Евсей. А тот, ничего не объясняя, продолжал выспрашивать:

– Сколько хвостов оставил?

– Девяносто, как всегда, всё, что у его было. – Наконец-то сообразив, что что-то не так, Томило забеспокоился: – Аль случилось чего?

– Пока ничего, но может… – вздохнул Евсей.

– Так ты, того, давай заходи, – засуетился Томило, настежь открывая дверь.

– Погодь… – остановил его Евсей. – Здесь скажу, с глазу на глаз. Понимаешь, с ясаком вроде как недобор выйдет.

– Ну и что? – усмехулся Томило. – Пускай воевода из своих доходов добавит, наворовал, чай, изрядно.

– Не, не то, – покачал головой Евсей. – Тут такое дело, государю он отписал про это, а раз так, значит, недобор на всех разложить могут с кого сколько, а у тебя изба вон справная, уразумел?

– Уразумел… – Томило только теперь сообразил что к чему…

– Вот и ломай голову, как быть, – вздохнул Евсей.

– Да оно верно, обмозговать надо… – растерянно протянул Томило и рукой показал приятелю, чтоб заходил…

* * *

Рабочий кабинет царя Алексея Михайловича был невелик. Парные окна, возле которых стоял фигурный стол с загодя разложенным там Большим Чертежом, давали достаточно света, и нужды зажигать свечи не было. Вдобавок стены не покрывала роспись, и лишь вокруг оконных полукружий шёл яркий орнамент, в то время как сводчатый потолок был просто чисто выбелен.

Напротив окон, у стены, высилась зеленоватая трёхступенчатая изразцовая печь, а чуть в стороне от неё, прямо на полу стоял большой медный глобус английской работы, искусно вделанный в деревянную круговую подставку, позволявшую по мере надобности свободно вращать его.

Царь неслышно прохаживался по полу, сплошь затянутому толстым красным сукном, время от времени задерживаясь возле печи, чтобы получше рассмотреть изразцы с грозными львами на каждом, и ждал. Должны были быть особо доверенные из верхних. Они, как и полагалось, пришли все разом.