Одна среди туманов - Карен Уайт

Иногда я спрашивала себя, не считают ли дядя Джо (так зовут брата моего папы), тетя Луиза и мой кузен Уилли, что дом должен достаться им, поскольку им все равно приходится здесь жить, чтобы заботиться обо мне. Я часто слышала, как тетя сердится из-за необходимости подновлять краску или чинить текущую крышу, но стоило ей в такие моменты посмотреть на меня, как у нее тут же становилось такое лицо, будто перед ней – тонущий в луже котенок. Тогда тетя сразу начинала всхлипывать и обнимать меня так крепко, словно я была ее единственным сокровищем, и она готова была пожертвовать всем ради моего блага. Нет, она правда любила меня так, словно я была ее родной дочерью, и я вполне могла это оценить, но… но она все же не была моей мамой. Моя мама шагнула в реку с моста Таллахатчи, и я осталась одна.

В два часа пополудни все мужчины, которые приезжали домой обедать, снова отправились в поля, а все женщины принимали ванну или обтирались мокрой губкой, чтобы подремать пару часов в постелях, пахнущих цветочными духами и детской присыпкой. Именно в этот момент с подъездной дорожки донесся сигнал автомобильного клаксона, и я бросилась туда. На дорожке стоял семейный «Линкольн» Хитменов: за рулем сидел их черный шофер Джим, а на заднем сиденье я увидела Сару Бет.

– Хочешь поехать в синематограф? – спросила подруга, выглядывая в окошко и улыбаясь.

«Доктора Джекила и мистера Хайда», который шел в нашем городском синематографе, мы смотрели уже трижды, поэтому я сразу поняла, что Сара что-то затевает, и поскорее забралась в салон. Джим действительно высадил нас напротив кинотеатра, и Сара Бет, дождавшись, пока он отъедет, повернулась ко мне и принялась излагать свой план.

Минут двадцать спустя я уже жалела, что согласилась. Солнце палило немилосердно, и мне казалось – еще немного, и оно прожжет мне дыру в голове прямо сквозь волосы. Тетя Луиза называла мои волосы «земляничными», но для близнецов Беркли они были просто рыжими, поэтому братья так и норовили подергать меня «на счастье» за косичку перед каждым бейсбольным матчем. Стараясь не отставать от Сары, я продиралась сквозь высокую, спутанную траву, внимательно глядя себе под ноги, во-первых, чтобы не упасть, а во-вторых, чтобы мое лицо не покрылось веснушками. Я твердо знала, что если вечером у меня на носу будет хоть на одну веснушку больше, чем тетя насчитала утром, меня закроют дома на неделю.

Тетя Луиза считала, что веснушки могут помешать мне стать настоящей красавицей. По ее словам, все женщины в нашем роду были очень хороши собой, и мне нужно только немного подрасти, чтобы стать такой же, как они. Увы, каждый раз, когда я смотрела в зеркало на свое усыпанное веснушками лицо, я убеждалась, что желанное превращение навряд ли произойдет само собой и что помимо времени мне понадобится кое-что еще. Тетины суждения о женской красоте не вызывали у меня особенного доверия, поскольку она до сих пор носила корсеты, стягивала волосы в тугой пучок и никогда не пользовалась ни пудрой, ни румянами.

– Ну что, мы уже пришли? – спросила я в третий раз и вытерла пот со лба. Кожа на моей руке порозовела от солнца, и мне это совсем не понравилось.

– Почти пришли. Уже скоро, так что не ной.

Я ненадолго остановилась, чтобы перевести дух, и пот тотчас потек у меня по спине между лопатками. С некоторой завистью я посмотрела на Сару Бет – на ее темные вьющиеся волосы и гладкую кожу, которая никогда не обгорала и не покрывалась веснушками. Интересно, подумалось мне, как я объясню тете, где я получила солнечные ожоги, если предполагалось, что мы с Сарой несколько часов просидели в кинотеатре?

– Куда мы идем? – снова спросила я. Покинув центр Индиэн Маунд, мы прошли через застроенный полуразвалившимися домами окраинный квартал, хотя даже приближаться к нему нам запрещалось под угрозой самой настоящей порки, и вышли на окраину, где заросли высокой «индейской травы» отделяли город от хлопковых полей. Поглядев на свои пыльные туфли, я мельком подумала, что мне давно следовало снять их вместе с чулками и шагать босиком. С другой стороны, объяснить тете, откуда у меня на ногах следы от укусов клещей и других насекомых, было бы еще труднее, чем испачканные туфли.

Сара Бет тем временем вышла на узкую проселочную дорогу и зашагала по ней. Я двинулась следом – ничего другого мне просто не оставалось. Пройдя несколько шагов, подруга остановилась и стала ждать, пока я ее догоню.

Только тут я поняла, где мы находимся. Прямо перед нами виднелась невысокая кованая ограда и покосившаяся калитка, которая висела на одной петле немного наискось, словно высунутый от жары собачий язык. Траву здесь кто-то пытался косить, но под са́мой оградой все равно осталось несколько длинных, неопрятных пучков.

Обернувшись через плечо, я увидела заднюю стену старой методистской церкви. Все местные жители ходили теперь в другую церковь, ближе к городу, а я никогда не спрашивала себя, что же случилось со старым зданием. Теперь я знала ответ. Ничего. Его просто забросили.

– Это же… кладбище! – произнесла я шепотом, словно боясь кого-то разбудить, и Сара Бет картинно закатила глаза.

– Ну конечно, кладбище, глупышка! Самое лучшее место для секретов!

Старательно делая вид, будто мне ни капельки не страшно, я двинулась за подругой туда, где сразу за калиткой стояли в ряд высокие прямоугольные надгробия, странно похожие на торчащие из земли зубы. В дальнем углу кладбища, за оградкой из низко натянутой цепи, я увидела несколько грубых деревянных крестов, на которых краской были выведены от руки имена и даты. На некоторых я разглядела и короткие эпитафии: «Ушел, но не забыт» или «Теперь он в руках Господа».

Сара заметила, куда я смотрю.

– Это могилы цветных, – пояснила она. – У них нет денег на нормальные каменные надгробия, поэтому они ставят деревянные.

С этими словами она двинулась вдоль одного из рядов, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не наступить на чью-нибудь могилу. Мы обе хорошо знали, что это, во-первых, очень плохая примета, а во-вторых, рассерженный дух покойника мог последовать за нами до самого дома. Вот почему я шла очень осторожно, стараясь наступать только туда, где только что прошла Сара. В нашем доме и без того хватало ду́хов, и мне не хотелось привести туда еще одного.

– А почему они похоронены здесь, в углу? – спросила я.

Остановившись, Сара Бет обернулась ко мне и, преувеличенно громко вздохнув, сказала:

– Потому что они цветные.

Некоторое время я смотрела, как она идет вдоль могил, и думала о всех тех людях, которые лежали здесь под землей, – о том, что когда твое тело превращается в кости, уже не так важно, какого цвета у тебя была кожа.

Наконец Сара Бет остановилась и присела на корточки перед пятью небольшими камнями, стоявшими тесной группкой. У подножья центрального камня кто-то посадил розовый куст. Куст был подстрижен, трава вокруг была аккуратно выполота, и я подумала, что кто-то, должно быть, приходит сюда достаточно часто.

Черно-желтая оса, взлетев с цветка одуванчика, с гудением пронеслась перед самым моим лицом, и я отшатнулась с негромким криком.