Одна среди туманов - Карен Уайт
Шрифт:
Интервал:
И только Бутси знала, как наполнить их вновь.
– Мне очень жаль, Вив, но… Твоя бабушка умерла прошлой весной. Воспаление легких. Все произошло очень быстро. Она просто заснула и не проснулась.
Несмотря на свой ужасный смысл, эти слова не проникли глубоко в мое сознание, скользнув по поверхности, как скользит по осеннему пруду стая гусей. Лекарство надежно блокировало боль, не давая ей вцепиться в мои внутренности, даже когда я вспомнила, как выбрасывала непрочитанные письма, как, переезжая на новое место, старалась не оставлять свой новый адрес, как добивалась, чтобы мои телефонные номера не были зарегистрированы в общедоступных телефонных базах. Да, я очень заботилась о том, чтобы никто из родных не смог меня разыскать… и теперь я не испытывала по этому поводу ни стыда, ни простого сожаления. Я даже сложила руки на груди, чтобы эти бесполезные эмоции не смогли проникнуть внутрь и добраться до моего сердца, до моей души.
– Томми и я… мы оба тебе писали. Хотели, чтобы ты знала.
Я отвернула голову и уставилась на огромную бабочку, нарисованную на обоях. Мне казалось, ее яркие крылья чуть-чуть шевелятся, словно бабочка готова взлететь.
– А… Кэрол-Линн? Что с ней?
– Пусть лучше Томми тебе скажет.
Я затрясла головой.
– Если он на меня обиделся, это может продолжаться очень долго… Томми способен не разговаривать со мной месяц, даже больше. А я пока даже не знаю, сколько еще я здесь пробуду.
Да, в нашей семье злопамятностью и умением дуться отличались не только женщины.
В лице Триппа что-то дрогнуло.
– У нее… старческое слабоумие, и мы боимся, что это может быть начальной стадией болезни Альцгеймера. К сожалению, твоя мама не хочет показываться врачу и проходить тесты, так что… В общем, твоя помощь была бы очень кстати. Томми трудно одному заботиться о матери, ведь он занимается и фермой, и своим бизнесом по ремонту антикварных часов.
Я чувствовала себя так, словно мне делали сложную операцию под местным наркозом. Я ощущала давление, чувствовала скальпель, врезающийся в плоть, но не боль. Боли не было, и это казалось странным.
– Этого не может быть, – покачала я головой. – Ведь Кэрол-Линн… она же совсем не старая!
Я закрыла глаза. Воображаемое трепетание крыльев нарисованной бабочки вызвало у меня новый приступ головокружения.
– И Бутси… – продолжала я. – Она не могла умереть. Я бы знала! Я бы почувствовала это даже на другом конце страны!
Трипп долго не отвечал, и в конце концов я снова открыла глаза. Он все так же сидел рядом с кроватью, но черты его лица почему-то расплывались, и я никак не могла их рассмотреть.
– Томми хотел тебе позвонить, когда она только-только заболела, но не знал твой номер.
Мне захотелось заплакать, но я не смогла. Оцепенение охватило меня, обволокло, словно тяжелое, теплое одеяло, и я с готовностью закуталась в него плотнее. Мне хотелось сказать, что отсутствие матери нельзя извинить и оправдать, даже если она иногда возвращалась – возвращалась, как правило, слишком поздно, чтобы это могло иметь какое-то значение. Мне хотелось сказать ему, что мой отъезд, мое бегство было способом отомстить и Кэрол-Линн, и всей моей семье, которая каждый раз принимала ее назад. А если бы я могла обратиться к себе восемнадцатилетней, я бы сказала, что, даже убежав из дома, я все равно оставила здесь частичку души и что притяжение этой земли, этой реки и этих хлопковых полей я буду чувствовать всегда, как бы далеко я ни уехала. Но я молчала. Тепло и лень сковали меня по рукам и ногам, и даже язык во рту совершенно не желал мне подчиняться. Ну и пусть! Как говорится, не очень-то и хотелось…
Трипп наклонился ближе. В руке у него были какие-то бумаги, которые он протягивал мне.
– Томми принес их вместе с твоими чемоданами. Он нашел их на приборной доске твоего автомобиля, и я подумал – может, ты захочешь иметь их при себе.
Нехотя скосив глаза, я посмотрела на то, что́ Трипп держал в руке. Это были две фотографии, точнее – одно фото и одна сонограмма. Результат УЗИ-исследования. На снимке была запечатлена Кло в третьем классе. На сонограмме…
Я уставилась на снимки так, словно видела их впервые в жизни, и только в груди у меня что-то сжалось. Должно быть, мое бедное сердце подсказывало мне – эти изображения что-то для меня значат.
– Спасибо… – произнесла я непослушными губами.
Трипп ничего не сказал, но я видела в его взгляде невысказанный вопрос. Слегка пожав плечами, я позволила себе еще глубже погрузиться в блаженное забытье.
– Они… эти снимки больше не имеют ко мне отношения, – проговорила я и с удивлением почувствовала, как обжигают глаза непрошеные слезы. – Одно время мне казалось – я могу быть другой, но я ошиблась.
Трипп внимательно смотрел на меня.
– Почему ты вернулась?
«Потому что я превратила свою жизнь черт знает во что, и мне нужна была Бутси, чтобы все исправить. Но Бутси больше нет, и исправить ничего нельзя».
«Куда бы ты ни направилась, твое место здесь…» Закрыв глаза, я пыталась вспомнить, где я слышала эти слова. И тут же зажмурилась еще крепче, на этот раз от стыда, потому что вспомнила… Эти слова бросил мне вслед Трипп, когда я торопливо садилась в свой крошечный «Чеви Малибу», по самую крышу набитый барахлом, которое мне удалось скопить за первые восемнадцать лет моей жизни. Бутси, мама и Томми остались в доме, не желая мириться с моим отъездом. Трипп был единственным, кто провожал меня в тот день – но лучше бы не провожал. Эти последние слова он сказал очень негромко, словно заранее знал, что его спокойный, тихий голос с южным акцентом будет звучать у меня в ушах гораздо дольше, чем любые крики и проклятия, которыми родные осыпа́ли меня, словно камнями.
Поднявшись, Трипп шагнул к двери.
– Не знаю, как долго ты собираешься пробыть в наших краях, но я бы попросил тебя задержаться. У меня могут возникнуть к тебе кое-какие вопросы, да и у шерифа тоже – ему ведь еще отчет писать. Я знаю, в кино все выглядит иначе, но в реальной жизни коронер, как правило, занимается только вскрытиями и бумажной работой. К самому расследованию нас обычно не привлекают. – Он немного помолчал и добавил: – Кроме того, тебе стоило бы помириться с братом. Твоя мама уже легла, но Томми все еще торчит у себя в мастерской и пытается спасти что можно.
Откинувшись головой на спинку кровати, я думала о том, как лучше ответить на его вопрос, но так ничего и не придумала. Трипп открыл дверь и шагнул в коридор – и только тогда я выкрикнула ему вслед:
– Я вернулась, потому что мне больше некуда было идти!
Трипп на мгновение замер. Рука его легла на дверную ручку.
– Мне очень жаль это слышать, – сказал он, не оборачиваясь, потом осторожно прикрыл дверь. Замок тихо щелкнул, и я осталась одна.
Некоторое время я полулежала в постели, потом села и повернулась к книжным полкам, которые Бутси развесила по стенам, чтобы разместить все призы, завоеванные мною на конкурсах красоты, все мои грамоты, медальки и красивые безделушки, которые мне вручали за школьные сочинения и эссе. Когда-то я мечтала стать актрисой, сценаристкой или, на худой конец, дикторшей, которая зачитывает по телику прогноз погоды, и в моей жизни было время, когда я действительно верила, что мои мечты могут осуществиться.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!