Дикий Имбирь - Анчи Мин

— А что толку? Я в любом случае обречена на поражение, я одна.

— Больше нет. — Дикий Имбирь подобрала ивовый прут и резко взмахнула им в воздухе.

Я взглянула на нее.

Согнув ветку, словно кнут, она с треском переломила ее.

Я почувствовала какое-то странное тепло, слезы невольно навернулись мне на глаза.

— Вот твои счеты, — с трудом произнесла я. — Острый Перец опять их сломает, если узнает, что ты связалась со мной.

— Или что ты со мной. — Она улыбнулась. — Где ты живешь?

— Дом 347 по улице Красного Сердца. А ты?

— Недалеко от тебя. Улица Сталина, переулок Чиа-Чиа.

— Кстати, мне нравится твое имя.

В ту ночь я впервые за долгое время почувствовала себя умиротворенно. В моей жизни начиналась светлая полоса. Отчаяние было уже не так велико. Дикий Имбирь заполнила все мои мысли. Я поведала маме о своей новой подруге, рассказала про ее бесстрашие. Я даже почти не обиделась, когда мама уснула. Она начала похрапывать, а я все продолжала говорить, мне нужно было самой слышать имя Дикий Имбирь и ее историю.

В конце лета ночи в Шанхае были сырые. Я слушала, как урчит у меня в животе. Мы были настолько бедны, что не могли позволить себе нормально питаться. Все мои родные спали на полу на бамбуковых циновках. Три сестры и трое братьев лежали, обняв друг друга. Даже во сне все они были вовлечены в борьбу. Боролись за пищу и место под солнцем. Палец ноги одного из моих братьев был во рту у сестры. Младший брат прижимался спиной к груди матери. Одна из сестер вскрикнула во сне: «Лук! Пучки зеленого лука!» — и скатилась со своей циновки, словно преследуя кого-то, кто отнял у нее этот лук. Старший брат, ворочаясь, протиснулся между ножкой стола и стулом. «Лук? Где лук?» — прошептал он, хватая меня за плечо.

Я не могла уснуть и встала, чтобы написать письмо отцу, который уже почти год находился в исправительно-трудовом лагере. Хотелось рассказать ему, что теперь мне легко идти в школу. Хотя я понимала, что побоев и нападок мне по-прежнему не миновать, мысль, что я теперь не одна, давала мне силы.

Вскоре по всей округе были расклеены списки «раскрытых за последнее время врагов народа». В них значилось имя мадам Пей, матери Дикого Имбиря. Она обвинялась в шпионаже. Ей было предписано регулярно посещать общественные собрания, на которых следовало публично осудить действия мужа и признать собственную вину. Глава округа поручил ее соседям и их детям следить за «реакционеркой» и сообщать о любых проявлениях сопротивления.

Я поспешила к подруге. Дом, где она жила, располагался в живописном квартале, в дальнем конце переулка Чиа-Чиа. Это был самый зеленый район города, построенный еще в период французского колониального владычества, до Освобождения[3]. Наполовину дом стоял в тени большого фигового дерева. Крыльцо несколько осело, но выглядело по-прежнему изящно. Вся эта картина вызвала у меня ассоциации с покинутой и стареющей в одиночестве любовницей.

Я постучалась в приоткрытую дверь, из-за которой мне навстречу вышла хромая собака.

— Заходи, — появившись на пороге, пригласила меня Дикий Имбирь. — Мама, Клен пришла.

Я вошла в довольно просторную переднюю, которая вела в обветшалые комнаты с белыми стенами и окнами на три стороны. В комнатах было темновато из-за плотно задернутых занавесок с цветами. Мадам Пей поприветствовала меня. Она лежала на старом диване. Это была женщина среднего возраста с поседевшими волосами, очень худая, но все же красивая, как старинная фарфоровая статуэтка. Ее ноги были укрыты несколькими простынями и одеялами. Вокруг дивана по полу были расставлены горшки с разными растениями: орхидеями, густолиственным бамбуком, камелиями и красным мхом.

— Здравствуйте, мадам Пей, — вежливо поздоровалась я.

Женщина попыталась подняться, но силы подвели ее. Тяжело дыша, она опустилась обратно на диван:

— Прошу прощения, — как-то взволнованно пробормотала она, — Имбирь, воды. Клен, милая, проходи, не стесняйся. Тебя никто не видел, когда ты входила в дом?

— Нет. Прежде чем постучать в дверь, я долго пряталась за фиговым деревом, чтобы убедиться, что меня никто не видит.

Мадам Пей облегченно вздохнула.

— Ты видела списки? — спросила меня Дикий Имбирь.

— Поэтому я и пришла, хотела рассказать вам об этом. Они висят на каждом углу.

— Районные активисты расклеили их сегодня утром. — Голос ее звучал как-то отстраненно и безразлично.

— Что… вы теперь будете делать? — Я повернулась к мадам Пей.

Она молча смотрела в потолок.

— Разве у мамы есть выбор? — Дикий Имбирь налила мне стакан воды. — Она допустила ошибку, выйдя замуж за иностранца, и теперь ей приходится пожинать плоды. Мама могла предвидеть, к чему может привести ее брак. Но по отношению ко мне это несправедливо. Я стала жертвой, жертвой ее ошибки. Да, Клен, именно так, этот брак не преступление, это ошибка. Всем людям свойственно ошибаться.

— Это не ошибка. — Мадам Пей попыталась встать. — Нет. Он твой отец!

— Довольно, мама. Я ненавижу этого человека.

— Как ты можешь так говорить о родном отце! В тебе нет почтения к родителям! — вскричала мадам Пей.

— Мне даже думать о нем противно.

— В тебе течет его кровь.

— Ненавижу себя.

— Но ты ничего не знаешь об этом человеке.

— Он был шпионом.

— Нет, не был.

— Зачем он приехал в Китай? Что могло понадобиться иностранцу в нашей стране?

— Твой отец любил Китай. Он был дипломатом и приехал по работе. Он очень хотел видеть Китай процветающей страной.

— Нет. Он был шпионом. Его работой был шпионаж в пользу западных империалистов. Стремление сделать Китай процветающей страной — это только прикрытие. Это все был обман. А правда в том, что он помогал западным империалистам использовать Китай в своих интересах. Ты была слепа и слишком глупа, чтобы заметить это.

— Эгоистка!

— Что, правда глаза колет, да? Как ты можешь верить тому, что говорят власти?

— Я верю представителям Председателя Мао! Я верю Председателю Мао!

— Тебе мозги запудрили!

— Осторожно, мама! Ты говоришь опасные вещи!

— Я твоя мать. Я готова рискнуть своей жизнью, лишь бы открыть тебе правду!

— Ты несчастная жертва.

— Замолчи!

— Мне жаль тебя, мама. Правда, жаль. Мне жаль и себя, хотя мне не нужна жалость.