Лимб - Юлия Лим

– Задержи дыхание перед выстрелом, – подсказал Виктор Сергеевич, стоя возле Лукавого, – тому тогда было девять.

– Зачем?

– Руки дрожать не будут.

Рядом бахнул выстрел. Вик в сердцах пнул мыском кроссовки траву.

– Ну сколько можно? Я уже устал! У меня ничего не получается! – Он чуть было не кинул пневматический пистолет на землю, за что получил подзатыльник от деда.

– Не ной, Виктор! – рявкнул тот.

Лукавый сосредоточился, задержал дыхание и выстрелил. Пуля пробила «яблочко».

– Посмотри на него. – Виктор Сергеевич указал на Лукавого. – Он, между прочим, левша. Ему стрелять гораздо труднее, чем тебе. Но ведь захотел и попал!

Вик потом еще полгода жаловался Лукавому, что дед любит его сильнее родного внука.

Пуля в стене не была случайностью. Если бы он хотел, без труда застрелился бы.

Лукавого остановила мысль о несчастных родителях, вынужденных хоронить второго, и последнего, сына. Рука сама отвела пистолет, но нажать на спуск было необходимо. И он нажал, вложив в выстрел всю боль: от собственной потерянности после комы, из-за смерти брата и суицида любимого солиста.

Пуля застряла в стене, а боль никуда не делась.

* * *

Перед началом учебного года Лукавого таскали по специалистам. Ему поставили депрессию. Лукавый молчал, отказываясь говорить о причине своего поступка. Отец отобрал пистолет и сказал, что он ни за что не получит его назад.

– Заведи новых друзей, – велел он. – Не застревай в прошлом. Понял меня, щегол? – Лукавый кивнул. – Сам до школы доберешься?

– Тут идти две минуты.

– Тогда ступай. Больше не доводи мать до нервного срыва.

Лукавый махнул отцу, вышел из квартиры и пошел на улицу. Они еще не переехали: возникли проблемы с бумагами. С тех пор как Лукавый узнал правду, он не мог не думать, что переезжают они вовсе не из-за его немощности. Родители хотели сменить квартиру из-за Дэна.

После того как Вик рассказал ему о смерти брата, Лукавый подолгу смотрел на мать. Теперь он заметил ее исхудавшее лицо, поникшие плечи, трясущиеся без причины руки; замечал, как она тайком вытирала слезы и тут же хватала лук, будто глаза щиплет из-за него. Отец словно совсем не изменился, будто не терял старшего сына. Но из холодильника пропало пиво, он стал носить рубашки и галстуки и брился каждый день. Смерть Дэна сильно подкосила родителей, а Лукавый думал только о том, как плохо ему.

Он перешел дорогу, миновал несколько светофоров и очутился в школе. Ученики выпускных классов неторопливо брели на уроки. Когда кто-то приложил к турникету пропуск, Лукавый понял, что у него пропуска нет. Полгода назад вход был условно свободным, и ученики проходили мимо крупногабаритной вахтерши. Теперь же у входа поставили охранную будку: один охранник сидел у окна, другой с раздражением выслушивал от школьников просьбы пройти «зайцем».

Лукавый почесал затылок, задев шрамы под шапкой. Толпа учеников оттеснила его ко входу. Охранник не сводил с него взгляда.

Переборов чувство потерянности, Лукавый подошел к охранной будке:

– Я без пропуска. Мне его еще не сделали.

– Новенький, что ли? Давай-ка паспорт.

– Я его не взял. Зачем паспорт в школе?

Они еще долго обменивались бы взглядами, если бы к ним не подошел староста класса.

– Я его заберу под свою ответственность, – заявил парень.

– Левицкий, предупреждай заранее. Ты же знаешь правила, – отчитал его охранник.

– Хорошо, извините.

Левицкий отвел Лукавого в сторону, вручил ему пропуск.

– Меня зовут Константин, я староста одиннадцатого «Г» класса, в котором ты будешь учиться, – объяснил он, протянув руку.

Лукавый пожал ее, осмотрел пропуск.

– Костя, значит? А меня Лукавым зовут.

– Я знаю твое реальное имя.

– Кличка лучше. Она уже под кожу въелась. – Они двинулись к лестнице. – Староста. Сам вызвался им быть?

– Никто больше не хотел. – Левицкий жестом показал направление и повел его по длинным коридорам.

Костя был выше Лукавого на полголовы. Жилистый, правильно одетый, с сосредоточенным лицом и аккуратной стрижкой. В его походке скользило напряжение: он шел прямо, широким шагом, но торопливо, будто куда-то опаздывал.

– Помедленнее, я не успеваю, – сказал Лукавый.

Костя замешкался. Его взгляд забегал по сторонам, над губой появилась испарина. Он взглянул на наручные часы.

– Нам лучше не опаздывать.

– Не парься, для меня они сделают исключение. Я теперь местная знаменитость, – хмыкнул Лукавый. – Свалишь всю вину на меня, тебя никто не тронет.

Староста коротко представил Лукавого перед классом, тот поздоровался с одноклассниками и учителем. Затем занял свободное место за последней партой. На ее поверхности кто-то нацарапал сердечко, а внутри приписал: «Е + Л». Стул рядом так никто и не занял.

Лукавый с удовольствием откинулся на стуле. Он оделся свободно – в футболку и джинсы, на голову нацепил шапку. В школе так и не ввели единую форму. На переменах к нему не приставали с вопросами. Он ожидал большего оживления вокруг себя и теперь загрустил из-за обманутых надежд.

На большой перемене в столовой Лукавый решил ничего не есть, да и аппетита не было. Вместо этого он пошел в туалет. В голову закралась мысль о сигарете, но он покачал головой. Он бросил курить еще до аварии. Внешняя дверь в туалет не закрывалась еще с прошлого года.

«Поставили пропускные турникеты, а дверь починить не могут», – подумал Лукавый, разглядывая покосившуюся деревяшку. Вздохнув, он потянулся к ручке, но замер, услышав голос:

– Мы так не договаривались. Давай плати налог на свою сраную скрипку.

– Это моя скрипка, с чего бы мне за нее платить? – ответил другой голос, показавшийся Лукавому знакомым.

– Так она тебе не нужна? Отлично. Пацаны, бросайте ее в окно на фиг. – Щелкнула оконная ручка, звуки улицы стали громче.

– Стойте! Ладно… Сколько?

– Полторы тыщи гони.

Лукавый засучил рукава. Настроение испортилось: в туалет не пропустят как свидетеля, а уйти и притвориться, что он ничего не слышал и не видел, он не мог. Дернув дверь, он переступил порог и спросил:

– Четверо на одного? Вы чего, парни? – затем прислонился к дверному косяку, стараясь выглядеть расслабленно. Он рассчитывал на мирный исход, поэтому не проявлял агрессии.

– Тебе какое дело? – огрызнулся накачанный коротышка. Если бы они стояли рядом, он едва бы доставал Лукавому до груди. – Не лезь.

Лукавый огляделся и заметил Костю, держащего в руке купюры. В его взгляде он прочел непонимание и удивление. Затем Лукавый осмотрел других парней: один тощий как шпала, с грязными волосами, другой рыжий, в прыщах и третий совершенно обычный, на какого никогда не подумаешь, что он трясет с кого-то деньги.