Германский офицерский корпус в обществе и государстве. 1650-1945 - Карл Деметр

Во времена правления Фридриха-Вильгельма I также появился новый тип кавалерии – гусары, – который представляет определенный интерес в данном контексте. Их социальное положение, как и у артиллеристов, должно было сильно измениться позднее, и об этом в юмористическом тоне пишет генерал фон Пап. В газете, вышедшей в Берлине 2 марта 1887 года, он писал: «Когда Фридриху-Вильгельму I понадобились гусары, собрали всякий сброд и сформировали из него эскадрон. Чтобы привести их в более-менее приличный вид, назначили командующим моего прадеда, который был до этого капитаном драгун. У этих гусар была самая худшая репутация не только в армии, но и по всей стране, но от назначений, конечно, не отказываются. Однако когда мой прадед надел гусарскую форму и увидел себя в зеркале в этом, как он сказал, «шутовском наряде», его чуть удар не хватил. Но, тем не менее, он был первым офицером, командовавшим гусарами».

Фридрих Великий, как и его отец, время от времени восполнял нехватку офицеров за счет буржуазии, но это была вынужденная мера, вызванная тяжелыми потерями в Семилетней войне. В целом тенденция была прямо противоположной. Его трое предшественников с большим трудом подчинили себе неотесанное деревенское дворянство (юнкерство) и постепенно заставили его служить в армии, но Фридрих II не только отдавал им предпочтение, но и приблизил их к своей персоне. Существуют свидетельства, что всякий раз, когда будущие офицеры проходили перед ним строем, он собственноручно палкой выгонял из рядов тех, кто происходил из буржуазных семей. Он даже зашел так далеко, что запрещал браки с женщинами недворянского происхождения. Несмотря на всю его «просвещенность» в других областях, ему было свойственно феодальное сознание, которое особенно возобладало в последний период его жизни. Тем не менее, видимо, принц Фридрих-Карл Прусский был не прав, когда, столетие спустя, назвал это «одной из многих французских идей, которой этот великий человек слепо следовал» (приложение 1). Во Франции такой авторитет в военной области, как Вобан[14], утверждал, что офицеров «нужно набирать из крепких духом и телом молодых дворян, предпочтительно младших сыновей небогатых отцов». Поэтому Фридрих Великий был в принципе не одинок в своем мнении, что честь – качество, свойственное в основном лишь дворянству, в то время как достоинства и таланты встречаются повсюду, в том числе и среди буржуазии. Показателем социального положения офицерского пополнения во времена Фридриха II может быть положение дел в полку апенбургских драгун. В начале Семилетней войны в полку не было ни одного офицера буржуазного происхождения. В конце войны (1763 год) таких офицеров было пять из тридцати семи. Однако к июлю 1748 года их число уменьшилось до трех. Такую закономерность мы будем часто прослеживать в течение XIX века, и ее лишь отчасти можно объяснить разницей в требованиях к офицерам в мирное и военное время.

Так получилось, что в год смерти Фридриха II по меньшей мере девять десятых офицерского состава носило дворянские фамилии и одна десятая, которую составляли буржуа, была надежно изолирована от остальных – частично в гарнизонных полках, но главным образом в артиллерии. Изучение состава старших офицеров от майора и до генерала показывает, что соотношение составляло 689 к 22. В заключение можно с уверенностью сказать, что Фридрих Великий воплотил на практике свое широко известное высказывание: «Старое прусское дворянство – такая хорошая порода, что ее следует сохранить».

Это соотношение оставалось по существу неизменным еще двадцать лет после смерти Фридриха Великого.

В 1806 году среди семи-восьми тысяч офицеров прусской армии было 695 буржуа, из которых 131 человек служил в линейных полках (из них 83 в мушкетерских гарнизонных батальонах), 76 в пехоте, 289 в артиллерии, 84 в кавалерии (вероятнее всего, в гусарах), 37 в других корпусах и 82 числились больными (инвалиды). Среди старших офицеров выходцев из буржуазных семей было около 30. Фридрих-Вильгельм II и особенно Фридрих-Вильгельм III в самом деле испытывали сильное чувство неосознанной симпатии к буржуазии. Тем не менее понадобилось великое несчастье, постигшее страну и армию в 1806 году в Йене, чтобы перейти от этих довольно поверхностных симпатий к решениям и действиям. Прусские «медные каски» по-прежнему мысленно жили во времена «старины Фрица», и только потрясение заставило их осознать, что новые времена нельзя безнаказанно оценивать мерками былых побед и принципами минувших дней. Событием, оказавшим столь сокрушительное воздействие на прусские войска и их командиров, стало появление нового гения, имя которому – Наполеон.

Несомненно, есть основания говорить – и историки часто это отмечают, – что причиной несчастья, постигшего страну и армию в Йене в 1806 году, стала социальная, а следовательно, и военная отсталость прусской армии, или, точнее говоря, ее офицеров. Самая поразительная черта старших офицеров прусской армии – это их старость. Вот данные для 1806 года:

142 генерала: 4 старше 80, 13 старше 70, 62 старше 60.

Старшие офицеры:

540 в пехоте: 7 старше 70, ПО старше 60, 187 старше 50. 227 в кавалерии: 25 старше 60, 129 старше 50. 39 в артиллерии: 4 старше 70, 22 старше 60. 14 в инженерных войсках: один старше 70, 2 старше 60, 7 старше 50.

65 в общем списке: 4 старше 60, 5 старше 50.

Капитаны пехоты и кавалерии:

945 в пехоте: 2 старше 70, 18 старше 60, 119 старше 50.

241 в кавалерии: 18 старше 50.

63 в артиллерии: 6 старше 60, 26 старше 50.

28 в инженерных войсках: 3 старше 50.

29 офицеров, не входящих в состав полков: один старше 60, 2 старше 50.

261 лейтенант артиллерии: 1 старше 70, 5 старше 60, 9 старше 50, 7 старше 40.

Даже если бы все остальное в армии было в первоклассном состоянии, одно можно сказать твердо: две трети генералитета либо приближалось к библейскому возрасту, либо уже давно перешагнуло этот рубеж. Четверть командиров полков и батальонов – люди, которые должны нести основное бремя битвы, – были старше 60 лет – возраста, в котором обычный человек не способен выдерживать физических нагрузок войны, а командиры рот и эскадронов были не многим моложе. От таких офицеров нельзя было ожидать каких-либо результатов в сражении, и менее всего в сражении против численно превосходящей армии противника под командованием такого молодого гения, как Наполеон, имеющей за плечами опыт многих лет сражений и воодушевляемой национальной идеей о своей великой цивилизаторской миссии.

Но в прусской армии были и другие серьезные недостатки. Даже до 1806 года общественное мнение относительно армии и ее командиров было неоднозначным, хотя в целом благоприятным. Во всяком случае, скептики не решались открыто высказываться до тех пор, пока катастрофа при Йене не воодушевила критиков армии и ее руководства и не возвела саму критику в ранг патриотического долга. Даже до этого находились независимо мыслящие люди, которые утверждали, что существующие порядки устарели и назрела необходимость реформ. Типичный пример такого человека – барон фон Штейн[15]. За четыре года до Йены он назвал «глупым предрассудком» то, что наиболее важные посты в армии остаются привилегией дворянства. И это замечание было обращено на всю систему. Знаменательно, что мы находим его в конфиденциальном письме к Заку в Хильдесхайм. После Йены этот пункт стал для общественности почти что аксиомой. Во всяком случае, поражение стало сильным аргументом в его пользу, и если приверженцы старого феодального режима в результате этих событий не изменили своих убеждений, то они держали свое мнение при себе.