Германский офицерский корпус в обществе и государстве. 1650-1945 - Карл Деметр

Сторонники реформ в самой комиссии не строили иллюзий относительно этого факта, но после того, как консерваторы были заменены реформаторами, комиссия стала склоняться в пользу нововведений. Первый проект Лоттума, содержащий множество оговорок, был полностью отклонен, и отчет, который в конечном итоге был представлен королю, носит несомненный отпечаток взглядов Шарнхорста и Гнейзенау – ярых сторонников реформы.

В конце концов их взгляды (и в какой-то степени сам текст документа, например два вступительных предложения) были воспроизведены в королевском указе, вышедшем в Кенигсберге 6 августа 1808 года (спустя почти 12 месяцев) со следующим заголовком: «Правила назначения на должности прапорщиков и выбора офицеров для пехоты, кавалерии и артиллерии». Он начинался следующими словами: «В дальнейшем при выборе претендентов на какую-либо должность будут учитываться только образование и компетентность в мирное время и выдающаяся храбрость и бдительность во время войны. Отсюда следует, что любой житель Пруссии, обладающий этими качествами, может добиваться высочайших военных должностей. Все преимущества, которыми до сих пор пользовалось в армии дворянское сословие, отменяются, и все граждане, независимо от происхождения, будут иметь одинаковые права и обязанности…»

В действительности этот указ лишь только применил текст первого прусского указа о реформе, датированного 9 октября 1807 года, к условиям вступления в офицерский корпус. Этот указ, отменивший все различия между классами, и в частности крепостное право, дал буржуазии и крестьянству право приобретать у дворян земельную собственность и позволил дворянам заниматься предпринимательством. Из этого логично последовали такие меры, как отмена телесных наказаний в армии и тому подобное. И как любая другая крупная реформа, она вызывала вопрос: действительно ли это реформа или же на самом деле это революция – революция сверху. Во всяком случае, указ от 6 августа 1808 года, если рассматривать его вместе с другими нововведениями, произвел над прусской армией и государством очень серьезную операцию, повлекшую за собой множество осложнений. Подтверждением того, что выбранное лечение все-таки оказалось действенным, может служить победная освободительная война и полное восстановление прусского государства, его армии и офицерства. Преграда была устранена, и пациент снова смог дышать.

Однако, оправившись, пациент не испытал никакой благодарности к докторам, которые его вылечили. Известно, что даже через много лет после смерти Шарнхорста Борштель (которого вынудили покинуть комиссию) не мог без ненависти и возмущения слышать упоминание имени этого великого человека. Еще один старый консерватор, генерал фон Йорк, когда принц Вильгельм в разговоре с ним попытался защитить новые правила распределения должностей, бросил ему прямо в лицо: «Если ваше высочество отняли у меня и моих детей наши права, то как вы можете поручиться за сохранение своих собственных?» Якобизм, ни больше ни меньше, – таково было обвинение, которое удрученное прусское дворянство предъявляло создателям новой системы.

Да и сам король, когда почувствовал, что снова уверенно держится в седле, пожалел о своем недавнем безрассудстве, и это проявилось в том, как он решил проблему военных училищ. Военные училища в том виде, в котором они существовали в Пруссии и других германских государствах еще со времен великого курфюрста, представлялись людям вроде Шарнхорста, Гнейзенау и даже Гумбольдта рассадником устаревшей идеологии классовой исключительности. Поэтому они хотели, чтобы подобные учреждения были упразднены. Но в этом вопросе военный министр Бойен проявил больше проницательности. Учитывая пожелания короля, он намеревался лишь привести дух этих учебных заведений в соответствие с новым характером армии, а именно с принципами равенства перед законом и поощрения таланта и энергии. В частности, он хотел включить в число семей, чьи сыновья могут быть приняты в военные училища, весь класс гражданских служащих. В соответствии с этим он особо подчеркивал высокое положение чиновников. Но даже это было для короля уже слишком. Поэтому он снова ограничился семьями офицеров. Это могли быть либо те семьи, чьи отцы погибли в бою, либо те, которым он мог даровать это право как знак своего особого расположения. На практике это означало, что в военные училища не принимали почти никого, кроме юношей из дворянских семей. В конце концов, офицеры, у которых к тому времени (1816) были сыновья, годные по возрасту для поступления в военное училище, уже были офицерами до 1808 года, а следовательно, они, скорее всего, были дворянами. Если учесть этот факт, то станет очевидно, что ограничение приема лишь сыновьями павших в бою офицеров приводило к тому, что в военные училища попадали лишь дворяне (если не считать исключительных случаев королевской милости).

Таким образом, король воссоздал заслон против возможных последствий своего собственного указа от 6 августа 1808 года, а именно чрезмерного притока буржуазии в офицерский корпус. В конце концов по совету Шарнхорста сотни «добровольцев» (егерей) из буржуазных семей были назначены офицерами ополчения, чтобы компенсировать потери, которые армия понесла с мая 1813 года, и к концу 1815 года почти треть всего офицерского корпуса состояла из этих егерей. Когда мир был восстановлен, многие из этих людей не стали возвращаться в гражданскую жизнь: или их не привлекала профессиональная карьера, или перспективы, которые она сулила, их не устраивали, или у них были другие соображения. Лучшие из егерей – всего около 1300 человек – получили должности в линейных полках как «сверхкомплектные» офицеры и постепенно заняли вакансии кадровых офицеров. Однако эти люди сильно разнились по своему социальному и интеллектуальному уровню, и среди них попадались личности весьма сомнительные, а также такие, которых принц Фридрих-Карл однажды назвал «чужеродными элементами». Несомненно, знакомство с этими людьми очень скоро вызвало у кадровых офицеров негативное отношение к реформам.

Однако это негативное отношение не имело бы никаких последствий, если бы оно, так сказать, не опиралось на поднимающуюся волну реакции и реставрации, которая затопила все, что было посеяно реформой. После сокрушительного поражения 1806 года юнкерский элемент прусского офицерства, сыгравший почетную роль в освободительной войне, вернул себе чувство собственного достоинства. Естественно, он старался покончить с унижением, которому он подвергся в результате указа о реформе, и вернуть себе утраченное положение. После освобождения и воссоздания государства началась упорная борьба за превосходство, и нигде это не проявлялось так отчетливо, как в офицерской среде. В ополчении практически все офицеры были выходцами из буржуазных семей, а что касается остальных подразделений, то в 1817 году в списках офицерского состава было 4138 дворянских и 3367 буржуазных фамилий, в 1818 году 3605 и 3053 соответственно. Очевидно, что преимущество юнкеров было совсем незначительным, и, естественно, они теперь старались использовать любую возможность отвести от себя опасность неминуемого поглощения. В то же время брожение умов получило такое широкое распространение, что не могло не коснуться самих юнкеров, и общее увлечение левыми взглядами затронуло их не меньше, чем все общество в целом. Но после того, как маятник был смещен влево в течение почти десяти лет, сдвиг вправо был продиктован самим законом равновесия.