Рабыня Вавилона - Джулия Стоун

Воспоминание о матери вернуло ее в детство, где чистым светом сияла любовь, и не было ни слез, ни потерь. Сара шла, склонив голову. Она тоже о чем-то думала. Губы ее иногда шевелились, точно женщина шептала молитвы. Но делиться своими мыслями с госпожой она не собиралась.

Близилась главная улица квартала. Гул сотен голосов приближался, и звучал точно хор неприкаянных душ. Кричали животные; торговцы во все горло расхваливали свой товар, до испарины торговались с покупателями. Повсюду сновали рабы с тюками, их обнаженные тела пекло солнце. За тростниковой стеной слышался стук молотка каменотеса.

В разных направлениях двигались повозки: богатых горожан, украшенные дорогими тканями, подчеркивающими значимость хозяина и создающими тень; ремесленников и бедных людей, которые куда-то отправлялись целыми семьями — с голодными кричащими детьми и худыми женами.

Торговцы готовой снедью тащили за собой тележки и, если удавалось, занимали место в какой-нибудь нише и раскладывали свой товар. Вкусно пахло печеной, политой тростниковым медом тыквой, вареной чечевицей и бобами. За мелкую монету можно было купить фиников, гранатов, холодной воды и пальмового вина. Нередко обедающие располагались здесь же, на тротуаре, в жидкой тени, падающей от стен.

Ближе к центру в толпе все чаще стали мелькать расшитые золотом одеяния жрецов. С лязгом проходили отряды пехотинцев в бронзовых панцирях и поножах, с короткими мечами и луками. Лес копий, похожий на обугленные пальмовые стволы, поднимался над бронзовыми шлемами, ослепительно сверкавшими солнечными бликами.

Гигантский массив «Дома основания небес и земли» — Этеменанки — приближался с каждым шагом, восхищая своим великолепием. Вавилонская башня возвышалась над городом, отмечая центр мира, высоко в небо, вознося храм Мардука, верховного божества, для которого здесь поставили золотое ложе и стол.

Великий зиккурат, построенный еще во времена Хаммурапи, постепенно обваливался и разрушался. Время безжалостно. Для человека оно течет в одной плоскости, для башни — в другой. Но столетия наложили и на нее свою печать.

Перестраивать Этеменанки начал Набопаласар, царь-завоеватель, победивший Ассирию и сравнявший с землей Ниневию, столицу вражеского царства близ Тигра. Но скорая смерть помешала увидеть ему свое дело завершенным.

Сын его, Навуходоносор, достроил Этеменанки до конца, и гордо вознесла она свою главу.

С южной стороны башни до второго уровня поднималась широкая лестница, по которой восходили счастливые жрецы. А далее она, словно пояс, обвивала зиккурат, стремясь к храму, голубому, подобно утру.

Великий зиккурат отделялся от города высокой стеной, и на его территорию входили лишь избранные. Близ башни располагалась Эсагила — главный храм Мардука.

Перед воротами храма раскинулся главный базар Вавилона. Здесь царило оживление: можно было оглохнуть от шума, от смешения речи, ослепнуть от многоцветных красок и мелькания людей. Купцы со всех уголков мира стекались к этому месту. Каждый день в Вавилон приходили караваны, и прекраснейший город верхнего мира богател день ото дня.

Базарная площадь пестрела матерчатыми навесами торговцев, в воздухе витал аромат различных кушаний, пряностей и масел. Иноземные купцы охотно покупали зерно, муку, финики, кунжутное масло, сушеную рыбу. Яркие ткани Вавилона и прекрасная керамика высоко ценились повсюду. Здесь же драгоценные украшения, благовония, мази, цилиндрические печати из полудрагоценных камней, распространенные по всему миру, вплоть до Греции, меняли на лес, камень и металлы.

В Вавилоне отдавали предпочтение кедру, привезенному из Ливана, цена его была на вес золота. Архитекторам и скульпторам требовался камень, и Вавилон охотно его покупал. Все эти сделки совершались здесь, у врат священной Эсагилы. Сюда привозили рабов, выстраивая для показа, расхваливая их положительные качества, умалчивая о недостатках. Здесь лились потоком слезы, деньги, смех и веселье.

Уличные поэты, которым порой не на что было купить себе еды, декламировали здесь свои стихи, бродячие труппы показывали театральные представления. По базарной площади шныряли воры и нищие; публичные женщины с непокрытой головой и распущенными по плечам волосами предлагали заезжим купцам свою недолговременную любовь. Таков был этот базар, и сюда пришли молодая госпожа Иштар-умми и ее верная рабыня.

Сара не спускала глаз с девушки. Поведение ее казалось женщине странным. Смутная улыбка блуждала по ее лицу, даже полупрозрачное покрывало не могло этого скрыть. Лучились глаза, взгляд был направлен будто бы внутрь, в собственный океан просыпающейся чувственности, которую еще не успели обуздать ни законы, ни правила.

Порой Иштар-умми начинала озираться, шарить глазами, выхватывая лица из толпы, словно ища кого-то. О да, Сара отлично понимала девушку! В семнадцать лет хочется быть непохожей на других, выглядеть лучше, красивее. А поскольку собственная красота еще не осознана до конца, еще маячит где-то вдали время полного расцвета, смутные, неясные догадки заставляют просыпаться среди ночи, замирать, прислушиваясь к тихому стону чувственности.

Если нет уверенности в себе, подтверждение своей привлекательности приходится искать в чужих взглядах. Иштар-умми хотелось, чтобы мужчины при виде ее замирали, а женщины завидовали. Ах, ну какая девушка не мечтает об этом!

Саре нравилось смотреть на юную госпожу. Иштар-умми была привлекательна, могла, когда это выгодно, быть просто милым ребенком. А эта открытая улыбка так шла ей!

Сара попала в эту семью, когда девочке не исполнилось и года, и Иштар-умми росла на ее глазах. Не имея своих детей, аравитянка искренне привязалась к ней и заботилась, как о родной дочери.

Иштар-умми родилась очень слабой и болезненной, и врачеватели твердили в один голос, что девочка не выживет. Но она выжила и стала расти и хорошеть, а вот ее матери, действительно, пришлось нелегко.

Едва родив Иштар-умми, она вновь зачала, еще не успев до конца оправиться от тяжелых родов. Но вскоре младенец умер, и женщина, не доносив плод, преждевременно освободилась от бремени.

Вскоре в их доме появилась молодая рабыня, аравитянка Сара. Она-то и поставила на ноги крохотную Иштар-умми. И вот теперь ее воспитанница — невеста. Отец девушки Сумукан-иддин, влиятельный человек, сосватал ее в дом государственного судьи, сын которого готовился к дворцовой службе.

Сара радовалась за молодую госпожу, но было нечто, что пугало ее. Иштар-умми вдруг начала говорить о любви, высказывала вслух свои желания, надежды. О, Сара знала ее характер! Непокорный ребенок. А если она и в самом деле кого-то полюбит, будучи уже замужней женщиной? Ведь она пойдет против мужа, семьи, общества, не побоится судей!

А закон к неверным женам ох как суров… «Что же будет, ~ думала Сара, — что же будет дальше?»

— Я прошу исцеленъя у Эа, Падаю ниц пред Дамгальнунной, Провозглашаю бога Мардука. Вавилон — вечное царство, врата бога, И несокрушим фундамент его.