Леди-цыганка - Ширли Басби

– Как ты думаешь, что она с нами сделает? – спросила его Тамара.

Ее фиалковые глаза были тревожно распахнуты, а нижняя губа, казалось, вот-вот дрогнет. Ей было жаль Рейну, сейчас девочка понимала, что провинилась. Завтра Тамара все забудет и станет опять весело смеяться, но сейчас она была расстроенна. Адам быстро обнял ее, утешая, и в этот момент появилась старая Рейна.

– Вы поели? – посмотрела она на детей долгим холодным взглядом.

И когда дети согласно кивнули, цыганка, вздохнув, сказала:

– Ладно. Теперь идите за мной.

Тамара и Адам послушно побрели за ней по лесной тропинке. Они уходили от табора. Было известно, что эта тропа ведет во владения графа Маунта, и дети недоумевали, что могло понадобиться там Рейне. Цыган не любили в респектабельных домах, тем более в поместьях английской знати. А дом, открывшийся перед ними в конце дороги, внушал робость и почтение.

Он был внушительный, построенный из серого, уже обветрившегося камня, с двумя обвитыми плющом башенками по бокам. Не удивительно, что люди называли поместье замком. Именно замком и показался этот дом Тамаре и Адаму, когда они робко шли следом за Рейной вдоль ухоженных лужаек и цветочных клумб.

Ожидая, что она поведет их за дом к черному ходу, они удивились, когда Рейна решительно поднялась по широкой лестнице и, подняв начищенный бронзовый молоток, требовательно стукнула в парадную дверь.

Вылощенный лакей в ливрее распахнул дверь. Какое-то мгновение он смотрел на них,

не веря своим глазам. Потом, когда до него дошло, что эти грязные, оборванные существа, бесстыдно расположившиеся табором неподалеку, требуют, чтобы их впустили, он от неожиданности шагнул назад. Опомнившись, разъяренный лакей хотел захлопнуть дверь перед их носом, но вдруг увидел лицо Тамары и удивленно вскрикнул.

Понимая, что произошло, старая Рейна сухо спросила:

– Теперь ты проводишь нас к графу? Тот заколебался и, возможно, все-таки вытолкал бы их вон, но сама судьба в образе графа распорядилась иначе. Раздался его раздраженный голос:

– Кто там, Бенкинс? Ради Бога, не держите людей на пороге в дверях.

Ему ничего не оставалось, как подтолкнуть всех троих в холл.

Адам и Тамара, стоя рядом, с любопытством разглядывали окружающее их великолепие. На стенах в ряд висели огромные зеркала в золотых рамах, сверху спускалась хрустальная люстра, белый мраморный пол блестел под ногами, как первый выпавший снег. Внизу изящно изогнутой лестницы стояли нарядные джентльмен и леди.

Еще один джентльмен помоложе шел по холлу к лестнице, но, увидев цыган, остановился, и в его холодных серых глазах промелькнуло что-то похожее на испуг. Те двое у лестницы застыли.

Мужчина постарше с приятным, но уже испещренным морщинками лицом и иссиня-черными, с обильной сединой волосами, без сомнения, был сам граф Маунт, лорд Тримэйн. Женщина в нарядном платье из розового муслина выглядела много моложе мужчины, но, очевидно, была его женой, леди Тримэйн.

Тамара глядела на них без особого интереса, но когда лицо графа исказила гримаса неудовольствия при виде оборванной троицы, топтавшейся в его холле, ее личико бессознательно повторило это выражение, и она послала в ответ сердитый взгляд.

Зато Адама просто как громом поразило, когда он увидел хрупкую голубоглазую женщину, опиравшуюся на руку графа. Подталкиваемый неведомым чувством, он в замешательстве сделал шаг по направлению к ней, недоуменно хмурясь. Лицо леди Тримэйн заметно побледнело при виде юноши, а рука с силой вцепилась в рукав мужа.

Граф с удивлением посмотрел на нее, но она отчаянно, как бы не веря своим глазам, переводила взгляд со стоящего перед ней юноши на девочку со спутанными волосами. Граф внимательно проследил за ее взглядом.

– Какого дьявола! – воскликнул он и умолк, глядя на Тамару. Потом как-то со всхлипом вздохнул, когда взгляд девочки погрузился в такие же, как у него, фиалковые глаза. Как в столбняке, он видел сердитые детские глаза и, как сквозь туман, услышал голос старой цыганки:

– Вот ваша дочь Кэтрин, милорд, которую мы называли Тамарой. И ваш пасынок Адам. Они выросли и теперь досаждают мне. А я уже слишком стара, чтобы терпеть их выходки. Заберите их!

Зима, 1802-1803

Забыв о женщине, которая спала рядом, Джейсон Сэвидж скрестил руки над головой, глядя на грубо обтесанные потолочные балки. Мысли его были далеки от всего того, что могла ему предложить лучшая комната гостиницы «Белая лошадь».

Давалос. Он снова произнес про себя это имя и снова прошел через шок узнавания, как и сегодня вечером, когда, бросив случайный взгляд через гостиничный зал, он увидел друга своего детства. Давалос не ожидал встречи. Это было очевидно: его черные испанские глаза расширились в испуге и изумлении, и он мгновенно исчез за дверью. Джейсон поднялся было, чтобы последовать за ним, еще не вполне уверенный, что в дверях мелькнул действительно Блас Давалос. Штат Вирджиния – не ближний путь от испанского Нового Орлеана, а Давалос был офицером испанской армии.

Один этот факт исключал его появление в американской Вирджинии.

Джейсон лежал и хмурился в темноте комнаты. Чистый случай задержал его в гостинице на ночь. Сейчас бы он держал путь в Гринвуд, в отцовское поместье, но его лошадь потеряла подкову и пришлось остановиться. Поскольку ее вновь подковали только на закате, вместо пятнадцатимильного путешествия в Гринвуд по холоду и темноте он отправил к отцу посыльного с сообщением, что задерживается и прибудет только утром. Он знал, что служанка гостиницы Энни, как и раньше, придет к нему, так что принимать решение было легко. Если бы все сложилось иначе, если бы он не остался в гостинице, он не увидел бы Давалоса.

Понимая, что уже не заснет, Джейсон покинул теплую постель и своим особым, кошачьим шагом подошел к закрытому ставнями окну. Его не остановило то, что он был без одежды, что в комнату ворвалось ледяное дыхание ночи, когда он распахнул ставни и, опершись ладонями о подоконник, выглянул наружу.

Обманчивый лунный свет превратил его в рисунок, сделанный тушью и серебром: черные волосы выглядели серебряными, зелень глаз потемнела, нос, высокие скулы и прекрасный чувственный рот засеребрились, а подбородок и впалые щеки стали угольно-черными. Это было красивое, но в то же время упрямое и жестокое лицо. Мышцы у него на руках напряглись, легкий ветерок зашевелил тонкие черные волосы на груди. Лунный свет трепетно прикоснулся к золотому, украшенному изумрудами браслету у него на руке.

Уйдя в свои мысли, Джейсон не чувствовал холода. Он размышлял над появлением Давалоса. Совпадение? В это не верилось. Какое-то шестое чувство твердило ему об опасности. Мрачная мысль внезапно пришла ему в голову. А не чувствовал ли то же самое Нолан, отправляясь в свое последнее путешествие в каньон Пало Дуро? На мгновение выразительные, красивого рисунка губы Джейсона дрогнули – боль так и не проходила, Нолан был мертв, он пал от руки Давалоса.