Клыки и шерсть - Анна Соловьёва

Пытаюсь рассмотреть ее имя на обложке тетради, но вижу только что-то, напоминающее кардиограмму. Ничего себе, почерк!

Она замечает мой взгляд и хмурится. Вообще кажется, что она плохо себя чувствует — под глазами даже на смуглой коже видны тени, губы бледные и пересохшие. Но пахнет от нее приятно — слабый запах крови перебивается чем-то фруктовым. Обычно вампирский запах ничем не перебить, но этой девушке удалось.

Предложение — точнее, настоятельная просьба преподавателя — застает меня врасплох. Должность больше подходит Леону — он-то любитель все разложить по полочкам и организовать, а я в жизни этим не занимался, но, если мне будет помогать моя соседка….

Внимание преподавателя переходит на Номиру, и глаза девушки становятся совсем больными, а голосе звучит почти ненависть, но она соглашается. На что я подписался? Неужели эта должность такая страшная?

От моего предложения остаться она не восторге. Когда парочка позади нас уходит, Номира — подруга зовет ее «Номи» — смотрит на них как на предателей.

— Ну, рассказывай! — я просто разбрызгиваю вокруг себя энтузиазм.

Вампирша в который раз за день морщится и сухо перечисляет кипу дел, которыми нам придется заниматься. Да…. Леона точно придется привлечь — я не терплю бумагомарательства.

Вот это тебе надо заполнить до следующей недели, — вампирша подвигает ко мне стопку бумаг, которую на краю нашей парты оставил преподаватель. Вот черт! Я думал, это просто черновики, или еще какая-то хрень! Ненавижу бумаги.

— А без этого никак? — спрашиваю слегка дрогнувшим голосом. Само существование этой кипы бумажек ввергает меня в ужас, а перспектива их заполнения…. Спасите-помогите.

Номи сверлит меня тяжелым взглядом, кусая и так закусанные губы, потом резко сгребает кипу бумаг себе в рюкзак:

— Сама заполню. Все, пока.

— Ого, благотворительность! — я встаю вместе с ней. — Что я тебе буду должен?

— Ничего. Отвянь, — девушка пытается оторваться от меня, но я не отстаю, и из школы мы выходим вместе. Леон стоит на крыльце с ее друзьями и своей соседкой по парте, и все вполне мирно о чем-то треплются. Идиллия, не иначе!

— Долго вы, — замечает Леон.

— Чем дольше занимаешься — тем больше удовольствия! — привычно отшучиваюсь я. Пошлые намеки и черный юмор — обычное дело для оборотней и Охотников, а вот вампирша бледнеет.

— Я домой, — мрачно сообщает она подруге — ту вроде зовут Мэр.

— Может, тебя подвезти? — от чистого сердца предлагаю я.

— Обойдусь! — рычит девушка и исчезает быстрее, чем кто-то успевает что-то сказать.

Номира.

Родителей еще нет дома, и это радует несказанно. Мне уже физически плохо: трясет, сердце прыгает где-то в горле, а перед глазами мелькают черные мушки. Успокоительных мне! И побольше!!

Кроме успокоительных закидываюсь еще и обезболивающими — и только теперь могу соображать. Похоже, негласной старостой стану я: пока я перечисляла все, чем занимался Чарли, глаза оборотня стали такими ошалелыми, что я поняла — надо взять часть работы на себя, чтобы все не пошло по одному месту. Заполнение анкет одноклассников — меньшее из зол. В конце концов, я одноклассников пять лет знаю….

Всех, кроме двух. На анкетах Леона и Ханта я ожидаемо забуксовала. Руки чесались написать там какую-нибудь хрень, хотя, по сути, ни один, ни другой мне ничего плохого не сделали. Мое глупое сознание просто не могло простить, что незнакомый оборотень так просто занял место моего парня. Ну, то есть, в должности старосты.

Я пишу глупое влюбленное сообщение Чарльзу и отрубаюсь. Следующие недели грозятся быть тяжелыми — обезболивающими часто закидывать нельзя, чтобы не появилось привыкание, а успокоительные имеют накопительный эффект, надо ждать, пока станет легче

Чарльз не отвечает. Надо терпеть.

К ужину меня будит Алекс — наш домоуправ.

— Родители ожидают вас на ужин, — сообщает мужчина, когда я с трудом открываю глаза, — вы в порядке?

— Да, — я тру глаза, — сейчас спущусь.

Семейный ужин я про себя называю «семейный ужас» — отдельный вид моральной пытки. Надо выглядеть идеально и вести себя также. Натягиваю на себя платье, которое заставляет меня задыхаться, смачиваю волосы, которые постоянно выбиваются даже из вампирских кос, и спускаюсь вниз.

— Здравствуй, дочь, — кивает отец при моем появлении. Я внутренне ежусь:

— Добрый вечер.

— Садись, — у родителей Мэр это слово звучит приглашением, а моих же — приказ. Шаг влево, шаг вправо — расстрел без права на выживание.

Я послушно опускаюсь на стул, смотрю на кровь и еду и понимаю — аппетита нет совсем. Как, впрочем, и всегда, когда родители рядом.

— Ну, как первый день в школе? — спрашивает мама.

— Нормально, — бурчу я, изучая бокал с кровью в руке, — двое новеньких. Снова назначили помощником старосты.

— Ни к чему это, — вмешивается отец, — Чарльзу это может не понравится. Мне бы точно не понравилось, если бы моя невеста проводила много времени с другим вампиром.

Я не стала уточнять, что новый староста — оборотень. Родители и так нудели, что я слишком много общаюсь с другими видами — что может не понравится семье жениха.

— Он же со мной порвал, — мрачно буркнула я.

— Он решил сделать паузу! — возразила мама. — Всем мужчинам надо нагуляться перед свадьбой.

Отец согласно кивнул. Прекрасно, просто прекрасно! Может, еще о любовницах отца мне расскажете? Спасибо, поживу без этих знаний.

Наверное, вся моя проблема в том, что я мыслю не как вампир, а как охотник. То, что для всех остальных вампиров нормально, для меня — какая-то жесть. Я бы все отдала, чтобы бы мыслить как обычный вампир. Но… не повезло.

Остаток вечера проходит под гундеж матери о моем поведении. Конечно, нехорошо так говорит о материнских словах, но эту песню я слышу с десяти лет. Ладно, не с десяти — тогда эту песню, но в другой тональности, пели моему старшему брату — а вот когда тот женился, вспомнили о моем существовании. Лучше бы не вспоминали.

— Пора остепениться, — поддерживает ее отец, — в конце года ты должна стать образцовой невестой. Нормальная одежда, идеальное поведение — вот чего мы от тебя ждем. И смой краску с волос — выглядишь, как шлюха!..

Этот год явно решил возместить мне то, чего не хватает — и имеет меня в хвост и гриву. Это выясняется на первом же занятии по искусству боя — потому что моя постоянная пара ушла из нашей школы.

— Не расстраивайтесь, Вессен, — Марит Рафизович — единственный преподаватель, который имеет чисто человеческие корни и настаивает, чтобы его называли по имени отчеству, шарит вокруг взглядом, пытаясь придумать, с кем меня поставить. Дохлый номер — Чарльз считался самым сильным в