Одно короткое лето - Руслан Валерьевич Дружинин

землю и встретиться с Навью. Когда старик почувствует, что Олежка готов жить самостоятельно, когда его сын будет уже не один, он поступит именно так. Умрёт в той норе, в которой остыл крик его женщины. Единственной, что имела значение в этом мире. Но перед смертью он всё же вызнает правду, найдёт хотя бы обрывок от истинны, хотя бы могилу...

За спиной раздался хруст снега. Знакомый шаг – сзади подошёл сын.

— Здесь ничего нет, отец. Ничего, что ещё можно забрать. Только смерть и память о страшной бойне.

— Память, — повторил Михаил за Олегом. — То, что мы видели, то что запомнили – это и есть самое ценное. Это место называлось Заячья Пустошь, теперь его больше нет. Люди узнают об этом.

Олежка окинул взглядом руины и нетерпеливо спросил:

— Теперь можем идти? Нужно добраться до Тепла, пока мороз не усилился. Мы готовы к Зиме, но наш путь будет не близким.

— Подожди, есть ещё кое-что, — Михаил указал между зарослей на окраину сожжённой деревни. Чуть в стороне от селения высился столб из цельного ствола почерневшего дерева. Он был обмотан яркими кусками истлевшей ткани. На вершине оказалось прибито кольцо, пронизанное металлическими шипами. Кольцо являло собой солнечный диск, а шипы были лучами давно не гревшего землю светила. Первое дыханье Зимы трепало яркие ленты, стараясь сорвать с деревянного солнца каждый кусок.

Этой вещи не должно было быть здесь.

— Ярило, — сказал старый скиталец, направляясь к столбу.

— Ты уже видел раньше такое?

— Да, когда ты был ещё совсем маленький. Нави здесь нет. Они ставят ярило, когда возвращаются обратно под землю. Значит набег завершён. Если нам повезёт, мы найдем у подножья дары.

Олег ничего не ответил, он ещё не видел ярила, не знал насколько ужасны могут быть те дары, о которых ему говорилось. Вспомнив это, отец вдруг остановился. Он осознал, что парню не следует приближаться.

— Останься здесь.

— Почему?

— Говорю – останься здесь!

Михаил двинулся дальше и даже не обернулся. Он знал – сын будет слушаться, иначе и быть не могло. Каждое слово отца в пути имело решающее значение, только его опыт помогал семье выжить. Олег остался на месте, сверля спину непонимающим взглядом. Вот и славно, приглядит за дорогой, а он…

Уже через двадцать шагов он вышел к гудящему от ветра столбу. Нави не было – подземные звери ушли, но стоило по-прежнему держать наготове винтовку. Кольцо на вершине смотрело на лес пустым оком. В железных шипах деревянного обруча свистел стылый ветер. Зима мчалась навстречу этому миру, безжалостно выгоняла из него остатки дневного тепла. Уже к ночи будет сильный мороз.

Михаил оказался прав – у ярила были разложены жертвы: еда, ткань, украшения, оружие и патроны. Многое из этого наверняка было отнято у оседлых из Заячьей Пустоши. Вещи оставила Навь, дабы набег в конце следующего лета был успешным для них. Подземники славили солнце, ибо оно давало тепло, привлекало людей на поверхность, позволяло убивать, грабить, заключать новых пленников.

К несчастью, он оказался прав дважды – скитальцу встретился человек...

Женщина была привязана к столбу в одной лишь лёгкой рубашке из грубой материи — очередная жертва, очередное подношение Нави. Спутанные русые волосы, побелевшая кожа, рассеянный взгляд — она была почти мертва, почти что замёрзла. Губы дрожали, дыхание маленькими толчками рвалось из груди. Уже не жилец.

Не обращая никакого внимания, старик стал молча собирать подношения. Как он и думал, оружие было непригодно к использованию, кроме ножа с рукоятью красного цвета. Еда ещё годилась, но самым ценным были патроны. Без них выжить в лесах, да и среди людей, было попросту невозможно.

Михаил расправил ткань, аккуратно собрав всё до последнего и даже те боеприпасы, что не подходили к их с сыном оружию. Можно было выменять позже на что-нибудь ценное в отдалённых общинах. Украшения для этого тоже сгодятся. Складывая в рюкзак небольшую добычу, Михаил уже решал, кому до наступления сильных морозов удастся предложить Мен вещами.

Задумавшись, он сидел перебирая поклажу и готовясь уйти, как вдруг женщина у столба издала слабый стон. Она смотрела на скитальца голубыми глазами, так, словно во взгляде уже выстыл лёд близкой смерти. Для неё всё было кончено, пора заботиться о своём собственном выживании. Старик поднялся, закинул рюкзак на плечо и развернулся чтобы покинуть разграбленное капище… В нескольких шагах впереди, не двигаясь от потрясения, замер Олежка. В его взгляде отчётливо светилось непонимание.

— Отец, развяжи её…

— Нет. Она почти мертва, мы не можем позволить себе взять попутчиков. Просто замёрзнем, пытаясь дотащить до Тепла.

— Отец, прошу...

— Я сказал – нет! Для неё всё кончено, она принесена в жертву Зиме и мороз почти забрал её душу.

Он решительно прошёл мимо сына. Вся твёрдость была показной, а в голове бешеным хороводом метели кружились мысли: «Пожалуйста, иди! Просто развернись и следуй за мной. Оставим это место, пожалуйста, Олежка!»

Но он не двинулся.

— Отец! Умоляю, спаси её!

Скиталец остановился… Прикрыв глаза, он чувствовал, как к горлу подкатывает ком. Михаил обернулся, схватил сына за рукав куртки и резко подтащил прямо к женщине. Та перевела взгляд на юношу, её сердце должно было скоро остановиться.

Женщина — слишком громкое слово. Не больше девятнадцати Зим, возможно столько же, сколько и самому Олегу. Отцу было прекрасно известно, почему тот просит спасти обречённую. Сын видит в ней дар своего