Александра: жизнь и судьба - Алла Демченко

— Александра Ивановна, но нас — то не сократят? Как вы думаете?

Ей, конечно, хотелось больше всего уверенно сказать, что неврологии это не коснется. И если б не звонок Стрельникова, она так бы сделала.

— Верочка, вы не беспокойтесь, идите, работайте. Я думаю, это только слухи. Посудите сами, если б решили сокращать, то уже сократили б. А так, бюджет на год принят, так что нечего пока беспокоится.

— А Владимир Иванович, ведь…

Телефон, зазвонил прямо в кармане. Она машинально поднесла трубку к уху, дав понять Верочке, что разговор окончен и направилась в кабинет заведующего.

В кабинете Владимира Ивановича, ничего такого, что подтверждало б догадки или сплетни коллектива, не было заметно. Все было как обычно. Старая мебель, книжный шкаф наполнен доверху всякой макулатурой, которую давно надо было выбросить, и обои не мешало б переклеить. Только Владимир Иванович к окружающей обстановке относился спокойно, скорее безразлично, считая, что вся работа должна сосредотачиваться возле постели больного, а не в кабинете заведующего.

— Как дела? До тебя не дозвониться. Ты, что телефон забыла дома?

— Случайно отключила.

— Ладно, проходи, присаживайся.

Сегодня был тот первый, самый тяжелый день после встречи со Стрельниковым, когда все шло наперекосяк, и не только телефон.

— В меня по — сути два дела к тебе, — Владимир Иванович закрыл папку. — Я только что от главного.

Саша опустилась в кресло, которое столько лет числила за собой и по — настоящему забеспокоилась. Значит, никакие это не догадки и вовсе не сплетни об уходе заведующего.

— Саша, к нам, вернее, к тебе, поступает больной. Я только что от главного, — напомнил Владимир Иванович. — Поступает некий Лагунов Роман. Сын того Лагунова.

Шеф поднял глаза вверх и тяжело вздохнул, как будто такие «логуновы» поступали в отделение первые в жизни. И сразу стало понятно, что будет не столько работы, сколько нервотрепки. Комок, застрявший в горле, стал уменьшаться. С любой проблемой они справятся. С этим можно жить.

Она не понимала, почему люди, имеющие деньги, власть и значимость, обязательно считали своим долгом подсказывать, навязывать свое видение процесса лечения. И когда врач, исчерпав всю аргументацию, просил просто не мешать, не отвлекать — это зачастую и служило поводом к словесным и письменным жалобам родственников в вышестоящие инстанции. Почему никто не чинит самостоятельно чинить холодильник, компьютер? Вызывают мастера. И никто не дает советы как тому быть. Стоят в сторонке. Смотрят затаив дыхание. А если касается здоровя — все готовы лечить, а уж советы давать и подавно.

— Что хотят родственники? Группу инвалидности? Армия? — прервала внутренний монолог Саша.

— Да все дело в том, что уже ничего не хотят, — Владимир Иванович снова открыл тоненькую папку, где, кроме выписок, ничего не было.

— Вот, смотри сама. Вначале лечились у нас, в смысле в Москве, потом в Германии. Вот еще Израиль. И снова у нас.

Владимир Иванович аккуратно сложил выписки и накрыл их широкою морщинистой ладонью. Значит, к этому вопросу они возвращаться не будут.

— А история с ним приключилась, со слов родителей, такая: среди полного благополучия, в расцвете так сказать творческих сил, — легкая едва заметная усталость сквозила в голосе шефа, — мальчик перестал ходить.

— Мальчику — то сколько?

Возраст она всегда уточняла потому, что к категории мальчиков шеф относил все без исключения мужчины не старше пятидесяти лет.

— Мальчик — это я образно. За тридцать. А вот причина…Причина — неизвестна. Зарубежные светила об этом открыто нам не говорят. Но, судя по диагнозу на две страницы, не нашли они причину. Смотри, Александра Ивановна, — Владимир Иванович развернул папку так, что бы Саша могла сама убедиться. — Обследовали очень добросовестно. Почти все показатели в норме, если очень не придираться.

— Эти Лагуновы хотят, что б мы еще дообследовали их сына?

— Сашенька, после такого обследования, мы уже ничего не можем дообследовать. Общее состояние ухудшается, отказывается от еды, не разговаривает, одним словом — собрался человек помирать, а ему не дают родственники. И моя личная просьба, — шеф посмотрел прямо в глаза, — поступает через час или завтра с утра, но в твою палату. И если сегодня, то задержись до приезда.

— Я — то не против, но может лучше к Дуднику? Дудник представит все научные регалии и родители успокоятся. И если такие родственники, как вы говорите, то, может, Елизавете? Она быстро расставить все точки…

— Саша, регалии Дудника помогают только невростеничкам, а в нас не тот случай. Главный распорядился — только к тебе. Да и я бы сам так сделал.

Мелкая незаметная дрожь пробежала по телу и сконцентрировалась между лопатками. Одно мгновение и ординаторская наполнилась непонятным нарастающим гулом.

— Саша, ты меня слышишь? Я видел в главного мадам Лагунову. Та еще дама, скажу тебе. Скандал гарантированный ежедневный. А нам это, скажи, надо? Вот и я так думаю.

Шум внезапно исчез. Голос заведующего стал внятным.

— Но, с Лагуновыми, можно поговорить?

— Я же тебе говорю — уехали они. Все, что считали нужным, сказали главному. С этим вопросом вроде все. И вот еще…

В горле образовался комок. Сердце ухнуло в груди. Пусть сколько угодно скандальных «лагуновых», только не уход Владимира Ивановича. Только не уход.

— Александра… Я ухожу на пенсию, — боясь, что Саша его перебьет, Владимир Иванович поднял руку. — Вопрос уже решен наверху. Я хочу, что б ты осталась вместо меня.

— Владимир Иванович, вы же знаете мой ответ. Это не мое. Я не смогу. Здесь нужен другой человек. Другого склада. Лучше Елизаветы никто не справиться. Вы же сами знаете. Спасибо, конечно. И… я скорей всего уеду в Германию. Мне снова пришло приглашение в клинику. Я должна дать ответ.

— Конечно… Конечно…Раз приглашают, то… решать тебе. Но… мне очень жаль…

Владимир Иванович поднялся из — за стола подошел к шкафу, потом к окну, посмотрел на кактус, попробовал на ощупь землю в горше, так словно этот кактус был тем самым главным, что его волновало. От нервного мельтешения заведующего, у нее разболелась голова. Она смотрела во все глаза на Владимира Ивановича, не понимая, откуда у него, всегда сдержанного и спокойного, взялась эта старческая нервозность.

— Елизавету не утвердят. С ее то характером. А ты еще подумай. Пару месяцев есть в запасе.

Наконец — то Владимир Иванович, сел и немного успокоился. В кабинете повисла тишина.

Первый день после встречи со Стрельниковым близился к концу. В рабочей суете она вспомнила о Павле только, когда увидела его в окно.

Стрельников, прохаживаясь по истоптанной дорожке, периодически посматривал на циферблат. И надо ж, ко всем неурядицам, еще и рецепт потерять. Не найдя в аптеке бумажки с размашистым почерком, он перезвонил Софье, но та, как не силилась, кроме Сашиных наставлений о вреде курения, о лекарстве не вспомнила. Он хотел позвонить Лере, может она помнит, куда он приткнул рецепт, но представив тональность разговора, решил — проще самому съездить в больницу.